the chariot // father bennett
✦ tarot ✦

ты служишь церкви вот уже много лет, и в отличие от маркуса — исключительно по своей воле. как-то ты даже взялся писать санктус, но всё кончилось первым стихом. в твоей жизни всё, так или иначе, заканчивалось первой главой: служебные назначения, книги, женщины, даже неловкая попытка вернуться в семью. единственное в твоей жизни, что кончилось, даже не начавшись — это мирная жизнь при храме святой софии, которой покровительствовал твой старый учитель, но ведь это так, морок; назначение, которого ты и без того опасался. зато теперь у тебя жёсткая, кочевая жизнь, требующая необычных рудиментарных умений, например, раз в день стирать свой белый воротничок под рукомойником на заправке.

чтобы о ком-то отзывались с той же брезгливостью, с какой отзывается о тебе вся церковная рать, включая кардинала, недостаточно просто держаться нейтральной стороны. нужно быть и там, и там, и здесь — сразу везде, во всех местах одновременно, и ни в коем случае не быть объектом всеобщей любви. люди вообще не любят тех, кто заставляет их напрягаться, кто заставляет их раздумывать над собственными словами и защищать уже оглашенный выбор. и всё же, расстояние между тобой и людьми должно быть тесно заставлено, ведь люди хотят опираться на знакомые комоды и перепрыгивать через известные им стулья, миновать понятные им заводи зеркал, — ты из тех, кто может подать руку, даже если с течением лет вывел из разросшейся пустоты лишь горячее рыхлое вещество — равнодушное объяснение небес (да и ещё бог знает что).

cunctis enim diebus vitae suae comedit in tenebris et in curis multis et in aerumna atque tristitia

ибо все дни его-в темноте, и в плаче, и в сильной ярости, и в страдании, и в огорчении.

карта cheth, возничий, человеческий рот для правды — кульминация всего предшествовавшего, идеологическое отступление, путь гебуры через эдем — яд и гнев божий; чай из его цветов на древе жизни успокаивает сердце, а отвар из коры способен быстро очистить кровь. таким как ты нельзя останавливаться, время буквально поедает тебя, как дракон нидхег: он грыз кости мёртвых, чтобы те страдали и возрождались вновь. а твоё прошлое грызет тебя, чтобы в настоящем ты не успевал задумываться, стоит ли бежать или время первых давно ушло.

где-то в твоём подсознании существует осознание зла, хотя, нет, скорее даже ощущение зла, ведь весь прочий мир под твоими руками — сплошное белое пятно, сцепившиеся параллели, исключительный логический довод. и это ощущение как una spiacevole constatazione — негромкое замечание мемфиса, без которого не сработает ни одно противоядие. скажем так, рассохшийся песок у восточных берегов иордана оставляет тебя равнодушным, а потому остаётся простым пятном на карте до тех пор, пока не коснётся тебя, но не мимолётным пятном жалости, а верёвкой на шее, как у повешенного. и тогда убийства в тех шести домах — обращаются злом, направленным не только против места, которому ты служишь, но против тебя самого. оно же рождает в тебе ответное зло, пусть даже бесплотное, не осознанное, но поднимающее пепельный, душный ветер.

и вдруг, между тобой и беспокойной серой точкой под потолком — точкой естественного, первородного зла — возникает некая связь.

---

поговорим об отце нашем всевышнем, о регалиях католической власти, сомнительных библейских мифах, концептуальных образах арканов и экзорцизме в духе горфена — кратенько и по существу о сюжете. а если серьёзно, то мы просто ебнулись и завернули хитровыебанный сюжет в таро, который я обязательно тебе расскажу во всех подробностях, когда ты решишь, что тебе надо ввязаться во что-то подобное.

беннет — это крестный отец всего нашего сюжета, католический «папочка» с непробиваемым лицом, карманной библией и в белом парадном воротничке священника, не брезгающий оружием, мордобоем и прочими нечестивыми методами борьбы за идеалы. на службе — правильный, пунктуальный, немногословный и вежливый; в жизни — периодически хочет прострелить маркусу (повешенному) затылок за хуевые шутки и упрямство, но приходится только пользоваться своей властью и лишать сана. мы тащили костяк образа из «изгоняющего дьявола» со строгого чёрного парня, поэтому, если тебе хочется рассмотреть его со всех сторон — смотри канон; не хочется — создавай своё в той мере фантазии, в какую тебе вообще захочется залезть. всё, что нужно понимать — это то, что беннет, этот серьёзный строгий священник с ебалом на ноль, на самом деле та ещё чувствительная штучка с понтами парня из большого города и солидным званием по ватиканским меркам; проще говоря, он простой человек, но, как и все чиновники — имеет достаточно терпения, чтобы в большинстве случаев носить на себе вот эту вот маску «папочки». джерри (башня) у меня пиздливый и доебистый, мёртвого из могилы поднимет, чтобы выяснить правду, всё-таки бывший коп, поэтому их знакомство не обещает быть гладким и нежным, зато будешь из нас самый интеллигентный, если выдержишь момент напряжения и не втащишь кому-то с  первых минут. но, вообще, по моим расчетам и исходя из того, что беннет — больше верующий на бумажке, чем по жизни (по жизни он слишком много разгребает за всеми говна), они с джерри найдут хороший коннект, а всё святое оставим маркусу, которого ты, кстати, очень некрасиво лишил сана — просто за то, что тот наставил на тебя пистолет. нельзя быть такой мстительной дрянью, беннет, ты же лицо и целая пиар-кампания католической церкви.

the wheel of fortune // yvonne
✦ tarot ✦

когда мы встретились впервые, ты без конца твердила в каком-то лихорандочном, но восторженном бреду, что чёрные лакированные коробочки из-под турецкого чая нельзя выбрасывать, они похожи на чаши дарохранительниц в храмах сетха. лет двадцать назад ты видела несколько таких вживую, им было уже больше трёх тысяч, они стояли на ладьях и хранили нынче уже никому ненужные дары.

у тебя на кухне я насчитал четырнадцать таких коробок, в одну из них ты сунула сложенное втрое письмо для своей бедняжки эмбер, — последний раз, когда вы с ней виделись, она без конца волновалась, что всё содержимое коробки может завтра исчезнуть, как древнее заклинание времён среднего царства, написанное женской рукой на глиняном сосуде.

но вы — не так познали бога,
если только слышали его и научились в нем
ad ephesios 4:20-21

вы не сможете вот так прятаться всю жизнь, джерри, ты же понимаешь, вдвоём или втроём — вас всё равно найдут, — важно откликнулась она, подкладывая в коробку свежее письмо; её улыбка медленно увядала, оказавшись в этой квартире один на один со мной, — у меня есть на примете место, но это займёт время, и ещё мне придётся кое о чём тебя попросить, ну ты понимаешь, да?

зрачки у ивонны тёмные и круглые, как у розетки — и смотрит она прямо и ровно, никогда не отводя глаз, и всегда почему-то стоит слишком близко. но это, чёрт побери, лондонская розетка, к ней ведут ломкие ржавые провода, а по ночам гудит назойливое комариное электричество, поэтому свет не горит, и гореть никогда не будет.

зато временами он мерцает так ярко, если поднести к нему исписанный кривыми строчками клочок бумаги, попадающемся на улицах дижона, и мне приходится смотреть под ноги, быстро же она приучила меня к бумаге и её свойствам посредника, к письмам без адресата, ко всем этим словам, которые хотя бы здесь можно пролистать обратно.

но все обличаемое во свете является,
ибо все являемое и есть свет.
ad ephesios 5:13

в твоих письмах — всегда залитые солнцем берега, знаковые цитаты из торы, начало перемен. ты связана с этими циклами времени вощёной мыльной верёвкой, ведь твоя карта roue de la fortune — жизнь, вырожденная из римского душного сна, которая приносит зло помимо своей воли; юная восторженная девочка, однажды закрывшая лицо под апостольником монахини и чуть было не променявшая смелость на свою душу — теперь сама обратилась в малую единицу времени.

---

поговорим об отце нашем всевышнем, о регалиях католической власти, сомнительных библейских мифах, концептуальных образах арканов и экзорцизме в духе горфена — кратенько и по существу о сюжете. а если серьёзно, то мы просто ебнулись и завернули хитровыебанный сюжет в таро, который я обязательно тебе расскажу во всех подробностях, когда ты решишь, что тебе надо ввязаться во что-то подобное.

ивонн — бывшая монахиня и ученица маркуса, у которой однажды взыграли амбиции, что «она может лучше», и этот выбор едва её не убил. но всё нормально, маркус в самый ответственный момент уехал в неизвестном направлении, а ивонн поняла, что в этой жизни особо надеяться не на кого, так что всё придётся делать самой. собственно, в будущем это и сделало её лучшей; с эмоциональным фоном стало всё сложно, зато, чтобы выживать, ей больше никто не нужен. в целом, ивонн, что говорится, та самая «сильная и независимая»; ей тяжело работать с кем-то после случая с маркусом, зато у нет проблем с идеалистическим выбором: что можно использовать — она использует, что нельзя использовать — всё равно использует, но втихую; она редко слушает чьи-то там советы, наставления, потому что уже сама знает, как нужно. и да, у меня есть хэдканон, что ивонн очень активно крутит шашни с девочками (потому что девочки — лучшие), — этому фандому давно необходим красивый фемслэш; это же кейт бланшет, мать его, я не смог устоять. имя можем поменять на какое захочешь, если вдруг не нравится; я ориентировался лишь на то, что ивонн — родом из франции. внешность менять не хотелось бы, потому что у бланшет я как раз нашёл нужный вайб, но и тут всегда можно договориться.

the fool // thomas
✦ tarot ✦

ещё в йоркшире, случайно, на блошином рынке, ты купил клеёнчатую карту побережья и повесил на стене напротив окна, закрыв чернеющую трещину в штукатурке. по утрам солнце водило лучом по неровному треугольнику лагуны посреди кудрявых утёсов. деньги кончились ещё в декабре, и всю зиму тебе пришлось жить в долг, пользуясь добротой своего попечителя, питающего старомодные чувства к историям о сражениях в чесапикском заливе, но в конце концов терпение лопнуло даже у старика. возвращаться тебе было особенно то некуда, разве что в берфорд, в родительский дом, где ты не показывался с тех пор, как поссорился с отцом и оставил университет, сбежав на флот.

хозяин комнаты, которую два года назад тебе удалось арендовать за скромные деньги, дал тебе всего несколько дней, и ты принялся собираться, ещё даже толком не зная, куда отправишься. работы у тебя тогда не было, брать у друзей в долг не хотелось, случайных выигрышей давно не подворачивалось, а чайная банка, где лежали деньги на крайний случай, давно показала дно, и постепенно становилось ясно, что ехать придётся к сестре в париж.

гнилое дельце подвернулось тебе под руку только в конце января, пастор в уэзерби попросил разыскать девушку, якобы исчезнувшую из прихода ещё в начале зимы, но тебе было всё равно. ты блуждал по зимнему городу, выискивая её силуэт за витринами старинных лавок, а по вечерам играл в карты в баре на мэддоус-уэйн, отыгрывая за раз не больше двадцатки, сам не понимая зачем. той англии, которую ты любил, уже нигде не было. в сущности, думалось тебе, она вся разом исчезла в две тысяча седьмом, когда королевский флот выписал тебя из коммандос, а потом пропала и ивонн. какое-то время тебе удавалось держаться за воспоминания, но даже многих из тех уже нет в живых, и никто толком не может сказать тебе почему.


и да обратятся в тот день песни чертога
— в рыдание // amos 8:3


вещи, которые живут в твоей голове — на памяти ломкие, скользкие, невразумительные, всегда находят опору и разъяснение, стоит тебе только озвучить их. в тебе живёт и внутренний герой, и внутренний ребёнок, ты также безрассуден, как и умён. ты способен на всё, но не берёшься практически ни за что, в тебе уживаются абсолютная пустота и безразмерная жажда жизни. the fool — блаженный, впитывающий свет, примеряющийся с действительностью; слепое движение в пропасть, знак неутолимой фатальности, неизбежного искупления, двойственности существования порядка и хаоса. ты совсем не похож на свою сестру ивонн — смешливый, нахальный, эксцентричный, умеющий непринуждённо разрушать прохладную вежливость даже там, где катастрофа неизбежна.

---

поговорим об отце нашем всевышнем, о регалиях католической власти, сомнительных библейских мифах, концептуальных образах арканов и экзорцизме в духе горфена — кратенько и по существу о сюжете. а если серьёзно, то мы просто ебнулись и завернули хитровыебанный сюжет с ватиканом, блэкджеком и шлюхами — в таро.

на самом деле уровень символизма в этой заявке внезапно стал зашкаливать. во-первых — сочетание карт башни и дурака, мягко говоря, это лютый пиздец; вот есть просто пиздец, а когда мы с тобой встретимся — это будет лютый пиздец. во-вторых, по причинам из первого пункта, я не мог отказаться от отсылки на томаса и джерри, люто горю хэдканоном, что любое сочетание нашей с тобой деятельности будет оборачиваться чем-то за гранью; я, конечно, не садист, но, понимаешь, и ты не хрупкий мальчик робкого десятка. наживем проблем, ввяжемся в ебейшую авантюру, а потом всем арканам это разгребать — звучит как план. в-третьих, да, этот случайно образ вдохновлён «министерством неджентльменских дел». в-четвертых, да, я вижу тебя лютым мошенником, авантюристом и морпехом, которого за что-то в прошлом погнали с королевской службы; мне хотелось передать образ эксцентричного, обаятельного и предприимчивого человека, у которого, что говорят, «не всё как у других», но который не сильно любит растачиваться по пустякам — после службы во флоте тебя интересует исключительно личная свобода, а уж денег ты найдёшь где добыть, но в то же время, ты переменчив, и у тебя всегда найдутся причины сказать твёрдое «да» или «нет», кто бы что у тебя ни просил. правда, если дело крайне личное — с тобой ещё как-то можно договориться.

человеку достаточно лишь дважды испугаться действительности, чтобы преклонить колени перед равномерностью. дважды — это такое негласное правило подсознания; всё, что случается впервые, складывается в остроумную шутку, которую не стыдно рассказать старику джеффу за обедом, жуя хот-дог и запивая неловкое малодушие — кислым дешёвым кофе в забегаловке на черри-лейн. но дважды — это уже целый децибел, блядское неслучайное происшествие, у которого есть все шансы сложиться в неприятную закономерность,


— черт возьми, это же катастрофа,
     неужели всем родом человеческим не управляет лишь
одна внутренняя биологическая неизбежность?



В баре на Сазерленд какой-то парень из Айдахо просит угостить его пивом, а потом зачем-то рассказывает мне о потасовке на соревнованиях с Тревором МакКинли, — завтра после первого раунда наши парни сломают ему рёбра, ведь он всё подстроил, да он ничего не может, просто ему в жопу уже третий год долбится национальная федерация, и у этого идиота напрочь сорвало крышу, он — пустое место, Джерри, ты веришь мне; ох, ты выглядишь славным парнем, подлей ещё. Он зачем-то рассказывает мне о том, как провезёт выигрыш МакКинли через Мексику, чтобы не заплатить здесь ни цента налоговой, — у меня на ремне болтается золотая нашивка управления шерифа, а этот идиот, закатив глаза, хвастается тем, как он обойдёт каждый блядский закон этого штата и будет платить чёрным налом всей своей команде. Мы сидим прямо у стойки, и он не замолкает, даже когда раздаёт автографы местной ребятне, расписывается маркером на перчатках, пачке чипсов, баллончике со спреем от насекомых. Его зовут Гарри Уайт, и у него массивная приземистая фигура, как у степного бизона. Я улыбаюсь ему во все зубы и неторопливо закуриваю, — моя довольная рожа не выражает несогласия с тем, о чём он говорит, и ему приходится продолжать, ему приходится рассказывать мне всё до самого конца.

А на следующее утро, в субботу, на стоянке возле здания «Семейная кондитерская тётушки Мардж» останавливается чёрный шевроле с номерами Джорджии, и из него вылезают два федерала в форме.

Судья подносит рупор ко рту: красный флажок, красный флажок — за нарушение требуется дисквалифицировать Тревора МакКинли, пожалуйста, сохраните этот флажок до конца соревнований.
Двое офицеров из полиции Штата продираются сквозь толпу, один из них кричит: немедленно остановите поединок, нам нужно поговорить с Гарри Уайтом, — простите, парни, у Гарри осталось ещё две минуты, ему нельзя просрать этот шанс, но если хотите, я могу пока сбегать вам за колой.

Капитан Джерри Фенн, немедленно сдайте свой значок и оружие детективу Морису, вам придётся проехать с нами, офисный индюк слизывает с двух пальцев дорожный песок и чернила, прежде чем показать своё удостоверение, белые листы в его руках слиплись от карамельного кофе в бумажном стаканчике. Увы, но я шучу что-то про белое пятно на его уродливых синих брюках — хэй, может это как-то связано с улыбкой «мисс верджиния», или она смотрит так на всех парней с тех пор, как по утрам ты стал гонять лысого на десять минут дольше, чем раньше? It was a bad, very bad joke. If I get charged for that joke, I'll say it was just a flirt.


никто не хочет верить в чрезвычайные происшествия,
потому что именно они заставляют человека подумать о том, что
всё происходящее могло сложиться по-другому.[/font]


Спустя пять месяцев после отставки, чтобы не мешать Маркусу во время чтения утренней молитвы над женой фермера — fucking holy bullshit, something about st papa francis, Джерри едет в город, чтобы провести целых два часа за покупкой сигарет и ещё всякой всячины, которая может понадобится, если миссис Тревор снова откроет рот и примется наизусть распевать весь древнеримский алфавит. Тут и задние щитки для машины, и жидкость для розжига, и набор для шуруповерта. Оси. Две пары альпинистских верёвок. Скотч. Восемь галлонов бензина. А ещё два сэндвича в бумажной упаковке и пиво.

— Today you're faking two notes, babe, — нежно откликается он, склоняясь к привязанному телу миссис Тревор и прижимая скотч к её разбитым губам; слышно, как скрежещут зубы под раскрытой ладонью, как натягивается и трещит обожжённая кожа у рта. — Everybody wants to hold out as long as they can, shows their scrambled balls, but this holy fruit-cake fucking jesus psycho, honey, you can't say no to him.

В двух метрах от него Маркус приходит в себя после того, как на него едва не опрокинулись все шесть створок встроенного в картонные стены шкафа. В свои сорок с лишним он неплохо держится в одиночку, но когда существо вновь просыпается и лезет ему в голову, этот упрямый засранец уже не в силах удержать даже свою чертову библию.

— Hey, Padre,.. you all right? — он потянулся к сломанной самокрутке на полу, сдул с неё пыль и, поймав на себе растерянный, полусонный взгляд святоши, вдруг беззлобно рассмеялся. —  Should I end with something like "Ave, Maria"? Amen? Anything else? Oh, come on, good boy, you look like shit. Tell me what to do and go away, okay?


это всегда происходит неожиданно: извилина серого вещества — вдруг,
без всякого предупреждения — рождает какую-нибудь чудовищную идею,
допускает одну единственную мысль — одно мгновение,
и со спокойствием покончено навсегда.


Шестая колонка, я повторяю, шестая колонка, пожалуйста, установите ровнее топливную магистраль, объявляет в локаторе машинный голос. Кофе на заправке Ютунхеймен подают чуть тёплым и в мягком стаканчике, зато на вкус он куда лучше, чем горячая нефтяная жижа в Монтане. Двое местных в моложавых тёмных нарядах крутятся возле крошечной блестящей таблички «зона для курения», все в дорогих украшениях, и у всех — катастрофически плохие жёлтые зубы.

К шести вечера белые горы Вейтастронда позади, если не считать объездной дороги через туннель. В мареве зелени под ногами то и дело хрустят снежные насыпи, стоит только сойти с парковки. Звуки церковного хора смешиваются с ритмом кантри. Постепенно вечерний воздух становится лилово-розовым от спускающегося с холмов тумана, рваные облака над головой кажутся непривычно близко.

— If you wake me before ten tomorrow, I swear I'll sleep on a bench in this church, — с вялым хлопком выпрягнув из машины, Джерри прошёлся кругом, несколько раз заглянул под кузов и наконец зубами выдернул из пачки сигарету, всем своим видом воображая, что сегодня он больше не сядет за руль; его голос следом зазвучал почти монотонно, без привычной издевки. — I hope you're not going to wait up all night while your nervous holy dad rehearses the B flat, yeah? Please, dear, your grumpy old man can sing his nursery rhyme in the morning while I sleep. Go, holy boy, go, I'll be here.