Беспокойны видения о рыцарях Её. Полнится чаша терпения покровительницы Камелота, вот-вот выльется за края, покуда выбранный перстом Морриган истинный наследник Утера не перестанет изменять своим благородству и справедливости, что увядают и опадают, словно лепестки некогда прекрасной розы, встревоженной временем, ветрами да холодом. Лишь колючие шипы ограждают от надвигающейся напасти, люто и с упорством дают знать, что кое-что осталось от былого, ещё теплится, но с каждым днём обращает свою защиту против — у погибшего цветка засохший стебель уколет столь же сильно, как если бы сердце было великодушно и не слепо в обещаниях короля, сколь чёрствая натура, подобно скрюченному, скорченному шипу, ранит забранным назад данным словом.

Моргана — так Древнюю называют при дворе Артура. Не потому, что происхождения чародейки, годящейся Пендрагону в сёстры, но по знаниям и опыту опережающей каждого из пятидесяти мужей Круглого Стола — в матери, никто не знал... Триединая вовсе того не хотела, ведь осведомлённость о Туата, которые терпят чудовищное поражение из-за личных мотивов Морриган, из-за обиды истинной Королевы захлёбывающегося в крови мира магических. А Она всё смотрит, разглядывает собственные грёзы и знаки, терпеливо выжидает гнетущего конца, чтобы встряхнуть себя, воспрять и взорваться с новой силой, напоминая каждому, заслужившему Её доверие, силу, мудрость о страхе перед лицом истинной измены. И важно знать заранее — волшебница не прощает.

Как не простила слабости Туата, воспротивившихся изменить ход времени, скрывающихся среди Курганов, теряющихся, растворяющихся в изменяющемся мире, погрузившихся в долговечный сон с грёзами о чудесных кораблях с небес, несущих магическую благодать. Сильнее засела ненависть к самозванной сестре, своевольной, упрямой, неподконтрольной, рвущей и мечущей до последнего воина, не сожалеющей, пустившейся в бега, забывшей собственное имя и принадлежность к родным сёстрам или тому, что от них осталось — жертва Махи и скорбь Морригу. Кровь забрала Бадб, осквернила со злобой, упиваясь своей независимостью, заливая ядом собственного самодовольства. Немайн — окрестила себя изменница, скрываясь в пустошах, лесах да болотах.

И взывала Моргана к пропащей сестре громко и долго, просила одуматься, вернуться и восстановить магический круг Трёх, но напрасно тратила время, собственные силы, чтобы достучаться до предательницы. В ответ лишь прилетала с вороном неприкрытая злоба, порицание за помощь неугодному королю, мысли которого, словно маятник, раскачиваются, мечутся туда-обратно, а цельной истины Артур Пендрагон никогда не увидит. И всё потому, что иной он, чужой, не спаситель народа Золотого Порядка и уж точно не якорь для Морриган. Не оценит он жеста волшебницы, что опекала его с самого рождения, защищала от напастей и бед своими пророчествами, указала путь к Экскалибуру, разящему врагов, руническим ножнам, уберегающим от смертельных ран. Если бы не Кернун.

Рогатый Бог, названый брат, тот, о ком Призрачная Королева слышать не желает, некогда вмешался в суть вещей, оставив от Экскалибура одно лишь название да осколки, и извращённую власть в руках Утера, переданную Артуру. Времена настали тяжкие, а голоса Немайн-предательницы Моргана давно не слышит. В поиски пустится, не задумываясь, покинет Камелот, и не найдёт Её ни один из рыцарей, не переубедят мольбы короля. Авалон взывает, и оттого больнее. Ни Бадб, ни Махи — только Морриган в обличии своём. Не сберегла сестёр, лишилась собственного порядка. Так что же грядёт? Бадб неподвластна клинку смертного, так значит... Немайн досталось от крови Туата. Последнее слово, последовавшее за сестрой в мире за пеленой, с ненавистью указывало на потомка Рогатого.

Камни укажут путь. Авалон выведет к неугодному, кому не стоило вмешиваться в дела Богини, поднимать руку на сестру Её без спроса. Туманы Священных Курганов развеют тайну смерти изменницы, успевшей породить новых последователей. Моргана засыпает, и Морриган накроет чародейку врановым крылом. Реальность касается Туата. Хоть в Авалоне время неподвластно счёту, но трёхглазый ворон уже не терпит, карканье своё разносит громче, отчего небесный свод сотрясает, гоняет круги на воде. Взглянет Судьба в бушующую гладь, проведёт рукой по поверхности, увидит отражение — не своё собственное. Взгляд Кернунский узнает сразу, но внешность явно не братская. Рыжина у потомка беса огненная, и Калибрун в грудь сестры Морригу всадил уверенно.