Почему огромная фабрика простаивает без дела? Почему её закрыли так быстро, и общественность так и не узнала причин? Почему застрелился ведущий учёный последнего проекта, принятого в разработку здесь, не оставив даже предсмертной записки? И почему даже власти предпочитают игнорировать всё перечисленное? Как будто они заключили некую договорённость, по которой не трогают это место, но ради чего они могли бы подвергнуть опасности такое количество людей? Ведь что ни месяц – то кто-нибудь любопытный находится, желающие то испытать свою храбрость, то докопаться до истины, там исчезли какие-то подростки из Гильдии искателей приключений, а также несколько репортёров «Паровой птицы». Безумству храбрых поём мы песню, как говорится. А ещё, по его мнению, это был тот случай, когда идиотов, каких мало, оказывается на удивление много. Несмотря на то, что здание давно опечатали со всех сторон, так что через центральный вход больше нельзя стало войти, они всегда находили способ проникнуть внутрь.
Любопытно, любопытно. Дотторе обожал совать клюв маски, даже когда его не приглашали. Хотя нет, не так – в особенности туда, куда его не приглашали. Ведь именно там по его опыту происходит самое занимательное.
Здесь пахло чужими грязными секретами, пахло смертями и опасностью, всё как Дотторе любил. Он обожал любоваться плодами чужой глупости — единственное, чем люди никогда не переставали его удивлять. Поэтому приближался он прогулочной походкой в весьма хорошем расположении духа, широко улыбаясь коллеге. Выглядел же Дотторе, как и всегда, как человек, чью самоуверенность ничто и никто не может поколебать, а совесть его кристально чиста. Он театрально кланяется Колумбине, после чего широким жестом гостеприимства, словно развалины эти принадлежат ему, указывает на фабрику, на её высокие монолитные стены, вздымающиеся к небесам трубы и чёрные провалы окон без стёкол.
— Прекрасный вид, не так ли, коллега? Если что-то величественное в необратимом распаде чего-то настолько грандиозного.
Он готов поспорить, что размахом она не уступает Заполярному дворцу. И, судя по планам здания, которое раздобыла для Дотторе разведка, куда больше находится под землёй. Возможно, даже уходит далеко и глубоко под воду. Мурашки предвкушения пробегали по коже, и ему не стоялось на месте, но, как известно, поспешишь – не только людей насмешишь, но и голову свернёшь. Свою же голову Дотторе вовсе не горел желанием по-глупому потерять, особенно после того, как она осталась у него в единственном числе.
— Распад необходим для того, чтобы выстроить нечто новое, нечто лучшее. И я весьма благодарен вам за то, что вы составите мне компанию в этой великой миссии.
Можно подумать, они собрались свергать Селестию, а не исследовать богами забытые недра никому не нужной дыры. Или что Колумбина могла не выполнить приказ самой Её Величества. Или что Дотторе действительно рад и счастлив её сопровождению. Он, который обычно брал с собой куда либо компанию либо в качестве пушечного мяса, либо как подопытных, которые так или иначе в любом случае не вернутся назад. А зачем их беречь, если полно как тех, кто желает послужить Снежной верой и правдой, любой ценой, так и тех, у кого нет выбора, кроме как отдаться армии и надеяться на лучшее. Ах, да, и, конечно же, дураков, прельстившихся яркой обёрткой «прекрасных слуг Царицы» и маячащей на горизонте блестящей славой, совершенно не представляющих себе, что на самом деле придётся делать и чем жертвовать. Их даже никто не хоронил как следует в большинстве своём — не то, чтобы не хотели, просто некоторые задания включали в себя такую опасность, что порой не оставалось тела, или же считали нецелесообразным соваться туда, чтобы это тело достать. Только потеряли бы ещё больше людей.
— Как вы посмотрите на то, чтобы проникнуть внутрь через окно? Видите ли, я бы не хотел делать лишние отверстия, ведь нам потом это чинить. Когда фабрика вновь придёт в действие, нам не нужны будут незваные гости.
А некоторые досужие индивиды воспринимали пролом в стене как приглашение войти. Конечно, ему всегда пригодится живой материал, но слишком много трагических несчастных случаев насторожит правительство, и, того гляди, явятся жандармы.

После всегда тёплого Ли Юэ к такому климату нужно привыкнуть. Конечно, там тоже выпадали снега, но чаще всего - в горах, а гавань всегда оставалась гостеприимной и приветливой, и море никогда не замерзало до сплошной ледяной глади. И никогда там не бывало настолько сильных морозов. Студёный ветер мог пробрать до костей неосторожного путника, не удосужившегося одеться достаточно тепло. Кажется, здесь даже ходили поверья, что духи холода могли заменить человеческое сердце на хрустальный осколок. Неприветливые деревья напоминали те, что в страшных историях зловеще скалятся дуплами-клыкастыми пастями в ночной темноте и тянут кривые загребущие ветви-лапы к любому, кто окажется близко. При свете дня их истинная натура словно бы затаилась, следя недобрым взглядом за мужчиной, идущим по лесу. Он, однако, ничего не замечал, или, точнее, нарочно игнорировал, отнюдь не отличаясь ни повышенной мнительностью, ни беззащитностью. Этот человек предпочитал всегда решать проблемы по мере их поступления, и жизнь столько раз сталкивала его со вполне настоящими монстрами, невообразимыми для нормальный, здоровый фантазии, что не ему бояться теней и местных баек.
А человек ли? Что-то в его походке и осанке заставляло в этом сомневаться. Да и одежда, слишком лёгкая для местных температур, наводила на дополнительные вопросы. Он как будто совершенно не чувствовал губительные морозы, и, прикоснувшись к нему, можно было уловить, что тело источает приятное тепло. Странный незнакомец вполне мог согреть не только себя, но и того, кто рядом. Могло бы даже возникнуть предположение о Пиро Глазе Бога, но нет, как ни приглядывайся, его Глаз Бога вообще отсутствовал.
Тропинка петляла словно бы без конкретного направления, как будто воля самого леса пыталась запутать незваного гостя. Как притаившийся голодный зверь, приманивающий лакомую жертву поближе. Он умел ждать, уподобляясь пауку, сидящему неподвижно в ожидании глупой мухи. Но продолжающего идти вперёд мужчину ничего не настораживало. И воистину что-то в нём было такое, что любой кошмар как следует призадумается, прежде чем связаться с ним. Как говорится, шагая долиной смертной тени, не убоюсь зла, ведь нет никого хуже меня во всей долине.
Движение впереди привлекло его внимание. Маленький рыжеволосый мальчик пробирался куда-то весьма целеустремлённо, будто знал что-то, никому более не известное. Мужчина сделал шаг назад, но мальчик его пока ещё не видел. Возможно, он бы не стал выдавать себя, просто приглядев за ребёнком со стороны, как часто делал у себя на родине, но тут одна из ледяных глыб пошевелилась, выдавая, что никакой это не элемент ландшафта, а самый настоящий монстр. В сравнении с ним даже взрослый казался миниатюрным и хрупким, а парнишку тварь могла раздавить походя. И уже замахнулась безобразной лапой, но траекторию движения ей преградило копьё.
Когти безвредно и разочарованно даже лязгнули о металл, и тварь в лёгкой растерянности, застигнутая врасплох, качнулась назад. Мужчина провернул копье в ладони и, не давая ей опомниться, атаковал сам. Он двигался быстрее и наносил удары точнее, чем простой смертный. Кроме того, некоторые его приёмы обращения с копьём можно было назвать несколько нетривиальными. Оно так и летало по прихоти его ловких рук, рассекая морозный воздух, выписывая золотистые узоры, нарушая законы логики и гравитации. Завораживающе красивый и откровенно смертоносный танец. Лёд, что толстой многослойной бронёй покрывал громоздкое тело монстра, крошился и разлетался в стороны, как тончайшее стекло или хрусталь.

Даже сам воздух ощущался наэлектризованным, переполнял чувством присутствия опасности, идущей отовсюду - и это бодрило. Доктор настолько отвык от того, что ему может хоть что-то угрожать, что-то, что действительно способно ему навредить. Хотелось раскинуть руки, встав под насыщенное мрачной тяжестью грозовых облаков враждебное, злое небо, и, смеясь, закричать во весь голос - ну же, возьми меня, если сможешь. И, когда разряды прошили бы его тело насквозь, продолжать смеяться. В этот момент он чувствовал себя гораздо более живым, чем когда-либо прежде.
О, да, безусловно, ему положительно нравилась Инадзума. Она не скрывала свою агрессию за масками приветливости и благополучия. Доктор очень устал от этих идеально прилизанных дипломатов, от стран, кичащихся дружелюбностью и открытостью ко всем. Во-первых, он такому не верил. Во-вторых, они напоминали ему тех наивных добродушных собак, избалованных всеобщим вниманием, готовых подставить беззащитное брюхо любому, кто проявил к ним ласку.
Но поддаваться эгоистичным порывам ему некогда, он здесь ради работы. И впервые за долгие годы эта мысль вызывала у Дотторе тяжёлый вздох.
Всё в лаборатории функционировало исправно. Как только какое-либо оборудование подавало хоть малейшие намёки на то, что его работа может ухудшиться, Дотторе немедленно выбрасывал его и заменял новым. Во множестве ёмкостей, расставленных вокруг, содержались образцы самых разных объектов, некоторые – живые, и он мог в любую минуту пробудить их, просто открыв контейнеры. Другие представляли собой смеси разнообразнейших веществ, в том числе и уникальных, созданных им искусственно или добытых из редчайших источников. Дотторе относился к тому типу учёных, которые, если им сказать, что эти растения, животные или птицы занесены в список уникальных, вымирающих видов, он бы с воодушевлением ответил, что тем более нужно поскорее их изучить, пока они не исчезли.
Колбы, бутыли, огромные, наполненные жидкостью цилиндры, реторты, трубы самых разных форм и размеров были в прихотливом порядке расставлены по всему помещению, их нарядная разноцветность создавала ощущение, что здесь идёт подготовка к какому-то грандиозному празднику. Празднику, размах которого прогремит на всю страну. Празднику, который непременно станет незабываемым.
Но тут же, стоит лишь вспомнить, кто хозяин всего этого великолепия – не останется сомнений, что весело будет только ему.
До появления гостя, которого он пригласил, оставалось больше часа, и Дотторе решил погрузиться в письменную работу, наблюдая за ходом реакций внутри реторт. Неторопливо прохаживаясь по стерильно чистому, зеркально надраенному полу - подчинённые прекрасно знали, что, если останется хоть одна пылинка, следующим объектом опытов вполне могут стать они, или, что даже хуже, их заставят убирать химически активные остатки, после которых могли проявиться абсолютно любые случайные симптомы чего угодно, - Дотторе с искренним, живым, по-детски непосредственным любопытством заглядывал то в одну ёмкость, то в другую. Он улыбался и что-то деловито записывал в блокнот.

Солнце медленно пряталось за воды Великого озера Фонтейна, когда в пустующие апартаменты в столице вернулся хозяин. День оказался насыщенным и активным, так что под конец по телу постепенно ползла приятная усталость.
Обувь, плащ, перчатки – шаг за шагом гардероб уменьшался, пока Баоши не остался лишь в простой рубашке да брюках. Ещё не собирался он уходить ко сну; будучи той ещё совой, он пользовался поздними часами вечера для того, чтобы расслабиться за разными личными делами. Порой читал книги, порой изучал новости, а порой читал и писал письма – так и сегодня.

Усевшись за стол, Баоши разложил лист бумаги, взял в руки кисть и открыл чернильницу. В любой другой момент такой вид мог показаться совершенно нехарактерным для него, ведь где же, как не в Фонтейне, можно приобщиться и даже полюбить необычные технические приборы вроде печатной машинки?
И всё же такие письма гораздо приятнее писать по старинке. Искусство каллиграфии одно из тех немногих мелочей, которые не покинули его за столетия пребывания на новой родине – мягкие чёрные изгибы на белом фоне каждый раз вызывали греющую своим теплом волну ностальгии.

"Дорогой мой друг...."

Перед глазами бога выросли живописные горы, поросшие золотистыми деревьями и зелёными мхами, и среди пиков которых неспешно плывут облака. Не поймите неправильно, скалы здесь, в Фонтейне, по своему прекрасны, и не будь Баоши столь занят своей карьерой, он бы бросил всё и поселился бы в какой-нибудь уютной пещерке. Может, даже у склонов Мон Атонеки. Водичка лазурная рядом, виды в глубинах красивые, а вокруг масса щелей и ям, в которые можно прекрасно спрятаться. Благодать, одним словом.

Но Ли Юэ... Это что-то совершенно другое. И текстура камней там другая, и климат. А воздух! Ароматы какие! Нет-нет, не сравнится местная природа с тем великолепным видом, что остался там, а уж когда сидишь в беседке и болтаешь за бутылочкой вина…

Ах да!

Кисть легла на специальную подставку, и вскоре рядом появился  нежно звенящий от мелких пузырьков игристого вина хрустальный фужер. Вот, лишь одно из множества прекрасных вещей, которые так хотелось показать. Общительность вполне позволяет набрать столько дружеских (и прочих других) связей, с которыми можно было прекрасно провести время и разделить радости и физические, и душевные, а известность и репутация, сложившиеся в Кур-де-Фонтейне, былы тому отличными помощниками.
И всё-таки ничто из этого не могло полноценно заполнить ту тоску по единственному другу, который знал не наигранные роли, а истинное лицо актёра за ними.

Над водой понемногу начал проявляться бледный силуэт. Баоши сделал ещё глоток из фужера и улыбнулся видневшейся ему сквозь открытое окно луне.

До ночи он успеет своё дописать.

(Подобными объемами обещаю не пугать, это я увлекся))
Солнце неумолимо ползло за горизонт.
Вечерело и на степь, наконец-то, опустилось некое подобие прохлады. Каждый в этом маленьком “лагере” занимался своим делом. Хотя, скорее, общим делом - сооружением нехитрого ужина из остатков припасов. Джордан оказалась также “на мели”, и данный факт Джейсон принял уже просто с флегматичным пофигизмом. Все равно поделать с данным фактом он ничего не мог. Последние дни ему и Арону вообще как-то не сильно везло. Вот в какую сторону не посмотри: еду они не нашли, хоть и успели объехать несколько небольших городков, боеприпасов и бензина - тоже, единственная заправка, что встретилась на их пути, кишела кучей голодных, разлагающихся тварей и что привлекло целое стадо - осталось загадкой, которую совершенно не хотелось разгадывать. По крайней мере, сейчас. Возможно, несколько недель спустя, стоило бы вернуться. А вдруг мертвяки свалят вон и оставят что-то полезное и нетронутое. В общем, данную мысль Андервуд обмозговал и сделал себе пометку в голове. На будущее. Потом неудачное нападение зомби на сына, и апогей - уничтоженная община их новой знакомой. Во всем этом был только один плюс - теперь у них появился “семейный” врач. Который, кстати, был довольно симпатичный. Но, все эти более внимательные и детальные разглядывания Джей решил оставить также на потом. А пока - приготовление к ночевке. Еще раз осмотреть местность. И не просто осмотреть, а установить “сигнализацию”. Покопавшись в багажнике автомобиля, Джейсон извлек из того длинную веревку с навешенными на нее пустыми консервными банками. Старое изобретение, которое путешественники не раз использовали в полевых условиях.
Пока Арон и Джордан занимались куховарением, мужчина обозначил периметр - пара чахлых кустиков, да деревьев, стала чудесный подспорьем, чтобы закрепить трос. Теперь можно было не опасаться, что во время сна какой-нибудь мертвяк подойдет к ним близко незамеченным.
Когда с этим было покончено, Джей присоединился к сыну и Кайзер, внося свою лепту в общее дело. И вот, какое-то время спустя, можно было поужинать...думал так Андервуд-старший, но не вышло. Оказалось, что мелкому досталось сильнее, чем могло бы. С рукой было похуже, чем просто ушиб. Волнение с новой силой практически захлестнуло Джейсона, но Джо его остановила и, в какой-то мере, даже успокоила. Девушка основательно подошла к травме Арона и вскоре рука мальчика была надежно упакована в некое подобие лубков, что должно было избавить подростка от болезненности при неудачных движениях. А дальше...Джей ничем не мог помочь своему ребенку. Таблетками тот был накормлен, едой так же, чаем напоен и, какое-то время спустя, был благополучно уложен спать в машину - набираться сил и восстанавливаться. Сейчас это было чуть ли не то самое единственное, что нужно было Андервуду-младшему.
Сам же Джей помог Джордан убрать последствия ужина и можно было устраиваться на ночлег. И так как в машине на передних сидениях выспаться нормально не представлялось возможным, было решено спать просто под открытым небом.
- Ложись, Джордан, - кивнул спутнице на импровизированное лежбище Джейсон, без вопросов принимая ее предложение избавиться от официоза, - надо постараться отдохнуть. Думаю, завтра будет очень долгий день.
Устроившись и сам на одеялах, мужчина положил с одной стороны от себя топор, а с другой стороны - приглашающе похлопал, подзывая Кайзер устроиться рядом.
Вообще, наверное, немного неоднозначно все это было, но “постельных принадлежностей” было ограниченное количество. И стоило только Джею опустить голову на мягкую поверхность, как мужчина тут же и провалился в чуткий сон без сновидений.

***
Утро у Джейсона началось достаточно рано, как раз тогда, когда у него под боком заворочалась Джордан. Правда, мешать ей мужчина не хотел, только лишь краем глаза пронаблюдал за тем, что она будет делать. Андервуд привык спать крайне чутко, пробуждаясь от любого малейшего шороха, ведь от подобного, в большинстве случаев, зависела жизнь и его собственная и сына. Кайзер занималась своими какими-то делами, и Джей решил не смущать ее своим присутствием, благоразумно решив урвать еще несколько минут сна.
Правда, как не старался он уснуть обратно, у него не вышло. Что же, значит так тому и быть. Повалявшись еще немного, дождавшись возвращения Джо, (а там и Арон проснулся, и выполз из машины, благополучно отучившись за не высокую зеленую поросль), далее нехитрые сборы в полусонном молчании, и можно было двигаться дальше.

И вот снова километры степи, которые сменились, наконец-то, более радостным пейзажем - островками зелени и...о, да! неужели Джейсону это не показалось? Между деревьями мелькнула зеркальная гладь!
Джордан тем временем что-то говорила, но Джей ее просто не слушал, его больше интересовало, мать его, озеро! Наконец-то можно будет отлепить от себя одежду, которую еще и постирать станет возможно, да смыть пот, пыль, ошметки мертвяков…
- Арон, Джордан, - перебивая женский щебет, да привлекая внимание сына, кивнул вперед Андервуд, - вода!
Давно Джейсон так откровенно не радовался самому банальному.
Добравшись до озера, мужчина заглушил мотор, перехватил оружие и выбрался из машины. Жестом указал Кайзер и сыну, чтобы те помолчали и создавали поменьше лишнего шума и прислушался. Вроде как, было тихо и не похоже было на то, что озеро кишит мертвяками.
Подойдя к воде, Джей перехватил камень, и прицельно зашвырнул тот в воду, внимательно разглядывая круги ряби.
- Похоже, мертвячины нет и нам повезло. Но, настоятельно рекомендовал бы не разбредаться, держаться в кучке и постараться оставаться максимально сосредоточенными, - стягивая с себя одежки и скидывая их кучей, оставшись в одних трусах, Джей положил топор и - одну из самых больших своих ценностей - револьвер с полным барабаном патронов, которые он берег, как зеницу ока для особо критических ситуаций, сверху на кучу и поманил к себе Арона, намереваясь помочь мальчику раздеться, ведь тому будет явно не особо удобно из-за травмы и фиксирующей повязки.
Вот и ощущение прохлады. Не с чем непередаваемый восторг. Хотелось продлить этот момент как можно дольше, но, увы, долго засиживаться в воде не получилось. Собирая рукой водоросли и соорудив из них что-то типа мочалки, Джей обтер себя, и приближаясь к сыну, рукой указал парнишке, чтобы развернулся спиной - основательно потер и его, а потом отдал ему “мочалку” в не травмированную руку, чтобы Арон домылся сам.
- Спину, будь любезен, - улыбнулся сыну Джей, разворачиваясь и частично приседая, чтобы мальчику было удобно помочь родителю.
Где-то рядом плескалась Джордан. И Джейсон честно старался не вылупляться на соблазнительные изгибы женского тела. Получалось так себе, ведь, как ни крути, а женщины у него не было ой как давно. Но, определенно, присутствие рядом сына заставляло оставаться максимально сдержанным и сосредоточенным.
И тут окрик Джо.
Андервуд вздрогнул, оборачиваясь на голос Кайзер и, прищурившись, уставился на то, что привлекло внимание женщины.
“Блять!” - беззвучно выругавшись, Джей резко выпрыгнул из воды, кинулся к куче одежек, перехватывая револьвер и, выпрямляясь в полный рост, вскинул руку, направляя дуло оружия прямо в район головы...незнакомого человека.
“Мертвяк? Не...не похож...” - успел подумать Андервуд аккурат перед тем, как незнакомец заговорил. И надо же, он просто поздоровался. Голос тихий, спокойный, взгляд прямой и открытый.
- Кто вы? - коротко бросил в ответ Джейсон, не опуская оружия стараясь боком обойти мужчину так, чтобы оказаться между ним и Джо с, все еще сидящем в воде, Ароном, - один или группа? - быстрый взгляд поверх головы незнакомца, торопливо пошарить им в поисках предполагаемых подельников человека и, с удивлением обнаружить, что никого и нет. Окрестность, вроде как, неплохо просматривалась, - руки поднимите, - “кивок” дулом револьвера.
Дождавшись, пока мужчина выполнит приказ, Андервуд, не убирая оружия, подошел к незнакомцу с удивлением обнаруживая...колоратку? Стараясь не выказывать удивления, Джейсон быстро обшарил ладонью по телу мужчины, обходя того полукругом, прижимая дуло огнестрела к его голове.
Обнаруженное в карманах и на теле незнакомца оказалось совсем удивительным - нательный крест, карманная потрепанная библия, и складной нож.
Осознание медленно, но уверенно пришло к Джейсону и он неспешно убрал оружие, ставя то обратно на предохранитель. Протянул обратно все то, что успел забрать у...священника.
- Не может быть, - рассмеялся Джей, не то, что он был особо верующим человеком, однако.. - святой отец...как? - и оборачиваясь к своим спутникам, кивнул на обоих - Это Джордан Кайзер, мой сын Арон, а мое имя Джейсон Андервуд. И, извините за такую вот встречу. Но, думаю, предосторожность понятна, - и вопросительно уставился на падре, дожидаясь когда тот представиться, да поведает откуда явилось сие чудо вообще.

В воздухе нависала влажная и душная тяжесть, такая, что даже видавшая виды генерал невольно поёжилась. Ей было не по себе. Она могла сражаться с любым противником из плоти и крови, но что противопоставить стихии? Уму непостижимо, что есть вещи, которые не может контролировать даже госпожа сёгун.
Набрякшие зловещей чернотой тучи висели над головами генерала и людей, кажущихся на их фоне крохотными и незначительными - так, что, казалось, в любой момент безжалостно обрушат все небесные кары. Если бы всё обстояло как обычно, она бы не беспокоилась, ведь молния не может поразить её, верную слугу Архонта. Увы, но элемент уже доказал, что не подчиняется никому. Более того, он вёл себя так, словно сам для себя являлся загадкой. Абсолютно непредсказуемо, без какой-либо логики.
Это нельзя оставить так просто, и поэтому она здесь. Здесь, в забытой богами глуши, где живут только рыбаки да охотники. И эта несчастная деревня… Сара бы сказала, что знавала лучшие времена, но очевидно, что никогда её состояние не годилось под определение «процветающего». Здесь годами едва сводили концы с концами, и все, у кого имелось хоть какое-то образование и перспективы, уже давно уехали в столицу. Но бросать тех, кто остался, нельзя. Хотя у Сары не пропадало ощущение, что она рискует своими солдатами. Неприветливый ландшафт, на первый взгляд такой же, как всегда, только разве что более холодный и мрачный, словно краски выкрутили в минор, вызывал у неё ассоциации с полем боя, где все условия в пользу противника.
- Следуйте за мной и смотрите в оба. Никакой самодеятельности.
Она старалась говорить как можно более уверенно, показывая, что подчинённые могут положиться на неё в той же степени, как она – на них. Но сосущий под ложечкой страх, что она ведёт их в ловушку, не проходил.

Моракс много раз слышал плач искорёженной, вывернутой наизнанку, перепаханной ранами вдоль и поперёк земли. Она взывала к нему мольбами о спасении. Нельзя сказать, чтобы он полностью к этому привык, к такому невозможно привыкнуть до конца, но смирился с этим как с фактом, против которого невозможно бороться. Боги не остановятся, пытаясь доказать своё могущество и деля территории. Подчиняясь их воле, нередко продиктованной пустыми капризами или желанием развлечься, горы проваливались в море, а леса превращались в равнины. И, хотя каждый шрам, оставленный их противостоянием, мучительно отзывался в душе Моракса, даже его сил не было достаточно, чтобы их исцелить. Они так и останутся бесплодными выжженными пустошами, на которых досуха выпита сама возможность зарождения жизни.
Разумеется, человеческие жизни для богов, не желающих брать на себя ответственность, были такими же игрушками. И картина, что сейчас предстала перед взором Моракса, подтверждала это.
Даже если однажды демоническим богам надоест ссориться, и они наконец-то остепенятся, как им и полагается - это не исправить. У каждого действия есть последствия, и они продолжат напоминать о себе, даже если во всём мире воцарятся покой и благополучие. Пожалуй, это и к лучшему, чтобы грядущие поколения не забыли, какой ценой досталось процветание. И, глядя на мёртвые просторы, не захотели повторения. К сожалению, на сегодняшний день выбор людей совсем не влиял на их судьбу. И Моракс пока не мог придумать, каким способом переломить ситуацию, их беспомощность и абсолютную зависимость от высших существ.
Он подошёл ближе к одинокой фигуре, единственной, кто здесь мог ответить хоть на какие-то вопросы. Не то, чтобы он узнал другого бога в лицо, но и врагом того не воспринимал. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы с первого взгляда определить – нет, это сделал не он.
- Насколько я помню, мы прежде не встречались? – вежливо промолвил Моракс, не сводя с него немигающего золотого взора. - Жаль, что приходится знакомиться при таких обстоятельствах.
На лице Моракса читалась неприкрытая скорбь. Каждый раз, когда он видел нечто подобное, то горько сожалел, что даже его силы не хватает, чтобы защитить всех. Заверения друзей, что это невозможно, как ни старайся, и ему не в чем себя упрекать, не помогали. Ему хватало могущества, чтобы принудить других остановиться, прежде чем всё зайдёт слишком далеко, но убедить словами он не умел. Поэтому никто не рисковал его провоцировать, но и подчиняться не считали нужным. Главное – чтобы он не проведал и не успел вмешаться.

Бумаг в последнее время стало даже слишком много, но Альхайтам, пожалуй, был этому рад. Это отвлекало. Занимаясь долгой рутинной работой, он забывал о том, что творилось вокруг. Что коллега, с которым он вчера обедал и обсуждал новый философский трактат «О природе богов», сегодня уже мёртв. Что девушка, на прошлой неделе щебетавшая о том, что прочла всё доступное о Малой властительнице Кусанали и хотела бы с ней встретиться, и вовсе просто исчезла бесследно, а каждый, кого ни спроси, притворялся, будто её и не было никогда. Что недавно он выводил из города закоулками да задворками, будто крадущиеся воры, знакомого учёного, прижимавшего к груди собственное собрание сочинений из трёх томов, которые тоже попали в список непригодных для чтения.
Удивительно, что его самого пока ещё ни за что не схватили, ведь он был почти уверен, что по крайней мере несколько раз оказался в опасной близости от черты, если и вовсе не перешёл её. Может быть, мудрецы не заметили. А, может, закрыли на это глаза, так как он Академии был пока что полезен в живом виде.
Как будто он их дрессированный питомец, обязанный прыгать по команде.
Библиотека часто превращалась в его кабинет, и гораздо более удобный, чем его настоящий кабинет. Но сегодня Альхайтам решил в кои-то веки поработать в нём. Тяготил вид огромного полупустого помещения Дома Даэны. Стало меньше не только людей, но и фолиантов, каждый день всё больше и больше литературных достояний как старины, так и современности не проходили проверку и покидали уютные полки. Как будто мудрецы хотели искоренить все упоминания о том, что раньше люди жили и мыслили свободно, и никто не ограничивал область их исследований, не диктовал, что и как писать. Поэтому в библиотеку Альхайтам попал не раньше, чем решил взять перерыв – глаза начали болеть.
Кажется, ему следовало прийти раньше.
- Доброго вам дня, могу ли я чем-нибудь помочь? – делая несколько быстрых шагов к гостье, осведомляется Альхайтам. Возможно, следовало бы в первую очередь спросить, в порядке ли она, но он решил не заострять на этом внимание, притворившись, будто ничего не видел.
Краткий миг – и он узнаёт эту женщину в лицо. Имени вспомнить не может, что крайне досадно. И не потому, что секретарь должен знать всех в Академии, но конкретно он, Альхайтам, считает себя обязанным. Его ответственность. Он даже замялся, не зная, спросить ли напрямую, без обиняков, или сначала посмотреть, узнает ли его она. Если нет, то можно заново познакомиться.

Рыжий шар солнца медленно уходил за горизонт, уступая место уже вот-вот готовой подняться со стороны моря луне. Облака, подсвеченные снизу его лучами, приобретали оттенки розового, золотого и красного. Но, в отличие от утреннего розового, свежестью похожего на новорождённую лилию, этот производил впечатление прощания. И золото – не радостное и праздничное, а тяжеловесное, накопившее груз всех событий сегодняшнего дня, которые оно созерцало с высоты. Лучи, будто ладони друзей, отправляющихся в долгую разлуку, скользили по крышам домов, покидая их на ночь. Приятно тёплый воздух вызывал желание остаться под открытым небом подольше, не торопиться возвращаться домой. Тем более в его дом, где никто не ждал.
Город выглядел так, словно ничего плохого здесь никогда не происходило и произойти не могло. Полностью исключено. Атмосфера безопасности и благополучие умиротворяла, будто заключая в заботливые объятия. Кипучая суета повседневных хлопот, бойкая торговля, изобилие разношёрстных приезжих – всё это никак не влияло на ощущение, что тут действительно приветливая гавань, открытая для всех, где любому найдётся место. Может быть, Чжунли просто привык воспринимать её так, ведь сам взлелеял столицу своей страны, но искренне хотел, поделиться этим со всеми желающими.
Сидя на террасе одной из многочисленных уютных чайных Ли Юэ с чашкой в руках, Чжунли провожал светило взглядом. Сегодня работы выдалось не очень много, и им удалось закончить пораньше. Воспользовавшись таким случаем, он пригласил госпожу Ху с собой. И нарочно выбрал это маленькое и далеко не самое известное заведение, чтобы избежать чужих досужих взглядов и уличного шума. Здесь не выступали известные музыканты и не развлекали публику сказители, но этого не требовалось. Тишина и покой, совсем как на горе у Адептов. К сожалению, туда он пригласить её не мог, лишь редкие люди удостаивались такой чести. Хотя представить себе, как она непринуждённо болтает с Хранительницей Облаков, Чжунли мог вполне легко.
- Знаете, я тут слышал одну занимательную историю. К сожалению, я не могу сказать, насколько это правда, но звучит любопытно. Мне сказали, что на дороге видели призрака, которого не могут изгнать экзорцисты. Этот призрак пытается заговорить с людьми, и те, кто его послушал, говорят, что он ищет брата. Но никому не известно, кто его брат и где он находится, жив он или мёртв. Как вы думаете, может быть, нам стоит сходить? Негоже оставлять мятущуюся душу без помощи.
Так естественно и непринуждённо Чжунли это озвучил, словно они каждый день ходили изгонять привидений и духов. Впрочем, их жизнь была сопряжена с огромным количеством чудес и необъяснимых для обывателей явлений. Некоторые из этих моментов они разделяли только друг с другом и знали, что никогда ни с кем другим не смогут поделиться. Не то, чтобы это были страшные тайны, которые необходимо унести с собой в могилу любой ценой, но только не выдать, просто они не хотели тревожить понапрасну людей, тем более, что проблемы как-то да решились.