Норм такой пост с другой ролевой, это по VtM, где Кэл гуль, я там всё и придумал, а потом телепортировался на другой форум на 20 лет в будущее

[indent]
Он расслабился и почти обмяк на стуле, неким подобием медитации отстраняясь от будто (ещё пока "будто") сотрясающей тело жажды. Только пальцы машинально терзают ногти, когда распахивается дверь и новый полицейский врывается в комнату. Его взгляд не сулит ничего хорошего. Глаза, тёмные и лишённые тени какого-то человеческого понимания, подхлёстывают фантазию предлагать самые безрадужные сценарии даже для такого проступка. Кэл подбирается на жёстком стуле и отвечает таким же серьёзным взглядом.

— Значит так, Кэлвин Кэмпбелл. Меня зовут детектив Саран и у меня есть все основания полагать, что ты наркоман, насильник и членовредитель. Есть что сказать в свое оправдание?

Кровь быстро сбегает с лица, рот распахивается и беспомощно замирает.

— Я не... — выразительно и уверенно произносит Кэл, как только мозг заканчивает обработку поступившей информации, но на этом его словарный запас заканчивается. Глаза всё ещё поддерживают контакт, как будто где-то там сохранилась надежда, что Кэл всё не так понял, что детектив сейчас что-то объяснит, что, в конце концов, убедительного несогласия парня будет достаточно, чтобы все сразу поняли, что это какая-то грубая ошибка.

Но глаза этого Сарана дают однозначный ответ: Кэмпбелла действительно обвиняют в том, что он сейчас сказал, это не путаница и не шутка. Неужели эта девчонка сказала, что он накачал её наркотой и изнасиловал? Господи, что за бред! Кэл даже не знает, под чем она была. Она могла трахаться с кем угодно. Почему он? Потому что он разрезал ей руку? Господи, да она даже не почувствовала ничего!

Вероятно, детектив Саран в курсе, от какого наркотика думаешь, что ты вампир, — ехидно замечает внутренний голос некстати.

А действительно, вдруг они что-то знают про это? Про всё вот это, о чём говорила Софи. Вдруг Кэл спросит, знают ли они, и они начнут допытываться, откуда он узнал? Чёрт, тогда у неё тоже будут проблемы.

Это всё и многое другое прямым текстом написано у Кэла на лице, когда его глаза хаотично изучают неподвижную маску полицейского напротив. Чёрт. Они решили посадить его. Они просто решили всё повесить на него. Блядь, это всё Алекс!

Кэл в отчаянии стучит по столу и обрушивает голову в руки, вцепляясь пальцами в волосы. Потом собирается, и взгляд его трезвеет.

— Послушайте, я не знаю, что она вам сказала... — воздух выходит из лёгких, жажда сжимает горло, пальцы сжимают друг друга, и Кэл собирается ещё раз: — Я не делал ничего противозаконного. Я пришёл на вечеринку, познакомился с девушкой, мы уединились. Ну, я видел, что она была пьяная, мы все были пьяные, но она совсем была не против, она точно была не против, точнее, вообще-то, она...

Голос звучит всё убедительней, сопровождаемый уверенной жестикуляцией. Потому что всё практически так и было. Почему ему не сказать, что она сама себя порезала? Она может не помнить. Она же была никакая, она всё могла вообще перепутать! Вот только если Кэл скажет, что там был фен или что-то ещё, Алекс точно впутает его по самые уши. И эта мысль, как состав на переезде, напрочь сбивает его с мысли.

Уже в Бостоне в настоящее время (точнее, год с хвостиком назад)

Итак, Старик поселился у них. Не злой морщинистый мужичок с лицом и ушами гоблина не был плохом человеком. По сравнению со многими, с кем встречалась мама, он был даже хорошим. Кэл и сам не мог дать себе отчёт, что в Зефе ему не нравилось. То ли его сухость, то ли, занудство, то ли меркантильность (Это можно продать, а тут можно заработать!), а может, он просто был слишком невзрачен и непривлекателен. Мама — молодая, умная, с лицом таким красивым и фигурой, она точно заслуживала лучшего. Не сморщенного стручка-мима, у которого на уме только его бизнес. Серьёзно, он разве тот человек, который будет её всегда понимать и сможет поддержать? Ну, материально. Материально не в счёт.

Но маме, похоже, он нравился. Впрочем, такое случалось и раньше, и длилось обычно не больше недели. Эмма Райли превращалась из вечно задолбанной работой женщины вдруг в хозяйку: готовила то и сё, перестирывала всё, убиралась. Ну конечно, господин же прибыл! Иногда Кэлу действительно хотелось убить таких господ. Вот только закон это запрещает, а мама бы всё равно не поняла.

Сейчас, например, им было велено есть, мама же ушла курить.

— Ага, — бубнит Кэл, отвлекается от мобилы, чтобы сунуть в рот вилку макарон, и снова уставляется в экран. Ест он сейчас за двоих, это правда, и голод сильный, но макароны явно недоварены, а враги не побеждены. И, пока телевизор не захватил его внимание бесполезным шумом, Кэл спешит принести победу своей команде чемпионов, захватывая флаги на поле. На экране мельтешат вспышки заклинаний и очки урона, три флага захвачено, остался четвёртый, и не дать перехватить врагу те, что уже есть. В какой-то момент, после гибели персонажа, появляясь на поле новым, Кэл слышит обычный вопрос:

— Вот что играешь?

— В Ван Пис, — и раунд заканчивается его победой. — Йес!

Только потом Макклоски соображает, что вопрос был не вопросом, а звучал он как "Зря ты так". Он фокусирует внимание на Старике, который в своей обычной стариковской манере вещает что-то из своих жизненных "кулстори". Что-то об Италии, или истории, или мировой политике, или чьей-нибудь культуре, или о каких-нибудь его бесчисленных друзей и родственников, имена которых Кэл никогда не запоминает.

— Ага, — снова отвечает Кэл, ссутуливаясь над тарелкой. Есть очень хочется, но теперь макароны остыли. Кстати, Старик прав, кетчуп хорошая идея. И, достав кетчуп, Кэл собирается щедро полить им гору спагетти на своей тарелке, когда с балкона возвращается мама. Она возмущается, что домочадцы не притронулись к еде, и вид её — впервые, кажется, за долгое время — по-настоящему умиротворённый и счастливый. Она даже шутит, как шутит тогда, когда они живут одни, без всех этих сомнительных личностей, которые порой тут гостят, как в отеле, пользуясь тем, что щедро им дарит жизнь, и оставляя после себя разруху, синяки и новые морщины на измождённом лице Эммы Райли. И этот едва проскальзывающий задор в голосе мамы заставляет Кэла опустить голову и улыбнуться широко. Значит, всё, в целом хорошо. Кэлвин наливает в блюдо кетчупа и принимается ужинать, залипая на этот раз в экран телевизора.

Вот только уже через минуту суета в коридоре заставляет его вылететь следом за мамой и стариком Зефом из кухни. Пружины в мышцах сжимаются под давлением не очень-то давних флешбэков. Ему уже идти за табуретом, или ещё рано?

— Это я тут живу, — возмущённо возражает вломившийся чел, надвигаясь на Зефа. — А ты проваливай, пока я добрый. Рози! Кто этот хрен, твою мать! — кричит он куда-то вглубь квартиры.

С допившимся до синих дьяволов человеком договорится невозможно, решает Кэл, а значит, им втроём придётся принудительно вытуривать "гостя" из квартиры. И на всякий случай он присматривает табуретку, не уходя далеко вглубь кухни.