В госпитале, да и за его стенами тоже бытовало мнение, что больше всего на свете Дамокл любил свою работу, однако это было не совсем так – своей семьей мужчина тоже очень дорожил, хотя умудрялся совершать бесконечное множество ошибок, которые одна за другой неумолимо приближали его брак к сокрушительному краху. Волшебник старался что-то исправить, хотя его неуклюжие попытки были похожи на штукатурку, которой наивный строитель собирался прикрыть глубокие щели в кирпичных стенах полуразрушенного дома. Смехотворно бесполезно.
На публике Дамокл неумело изображал семейную идиллию, хотя его брак буквально рассыпался, и даже наличие маленькой дочери перестало быть тем связующим звеном, что некоторое время удерживало их небольшую семью от окончательного падения в бездну.
Заявление было подано, документы находились на оформлении, так что вскоре они с Маргарет должны были стать друг другу почти чужими людьми, и не было дороги назад. Груз накопленных обид и недопонимания превратился в гранитную плиту на могиле их отношений.
Мужчина старался не думать о произошедшем, уходил с головой в работу в госпитале, урывками бывая дома, куда возвращался только ради встреч с дочкой. Он пытался перестроить привычный мир в нечто новое, хватался за любую работу, брал дополнительные смены, отвечал на даже на те письма, которые раньше не удостоил бы своим вниманием, читал книги странных авторов, продвигавших в массы безумные идеи, а потому совсем неудивительно, что загадочное, но вполне разумное предложение Каллума Грейвса, артефактолога, с которым он познакомился не так давно, по-настоящему заинтересовало Белби.
Мистер Грейвс производил впечатление серьезного человека, его исследования обещали быть весьма увлекательными и, вероятно, могли стать тем самым глотком свежего воздуха, которого так не хватало целителю, чтобы собраться и найти в себе силы двигаться дальше, не оглядываясь на безвозвратно утраченное прошлое.
«Уважаемый, коллега! Я очень рад буду Вам помочь», — едва дочитав полученное письмо до конца, тут же поспешил ответить Дамокл, выводя на чистом пергаменте витиеватые, округлые буквы. Маг подписался, запечатал письмо воском и передал конверт сове, нетерпеливо прохаживавшейся по деревянному подоконнику.
Через пару дней он уже стоял на пороге лавки артефактолога.
— Добрый день, мистер Грейвс, — тихо поздоровался Дамокл, проходя внутрь магазинчика и сворачивая в нужную комнату, оказавшуюся заваленным разнообразными артефактами кабинетом. Стараясь не прикасаться к предметам, чтобы случайно ничего не испортить, волшебник опустился на любезно отодвинутый хозяином лавки стул и вновь огляделся по сторонам, скользя быстрым взглядам по корешкам разложенных на столе книг и чертежам, изображавшим конструкции, о предназначении которых оставалось только догадываться.
— Журавль! — удивленно выдохнул Дамокл, когда из-за неловкого движения собеседника на его колени упало аккуратно сложенное оригами. Задумчиво улыбнувшись, колдомедик осторожно взял бумажную фигурку и повертел в руках, рассматривая. – Знаете историю про маггловского целителя, который, чтобы дать надежду, пообещал умирающему ребенку, что тот выздоровеет, если сложит множество таких птиц? – произнеся это, мужчина осторожно вернул фигурку обратно на стол.
– Хотя мне всегда больше нравились попугаи, они выходят какими-то более жизнерадостными что ли, — Дамокл улыбнулся. – Или лучше даже драконы.
Он отодвинул журавля еще дальше от себя, как бы подталкивая в сторону смущенного коллеги.
— Я тоже люблю оригами, а вот в выборе чая я куда более консервативен. Черный, если можно, и немного молока.