В тишине рождаются искры, и только смерть не бесконечна.
В тишину безвременья погружена вновь, только призраком витала музыка и растаявшие десятилетия слова. Каждый раз – как в первый. Каждый раз – будто последний.
Галатея вновь и вновь погружалась в каменный сон, оставаясь в коконе скорби, а сердце, забыв о том, что должно биться, останавливалось, будто бы в час перед рассветом. В самый тёмный час.
Имена давно остались лишь шепотом неподвижных губ, осталось только чувство, которое не давало музе покоя, которое её не отпускало, сливаясь вечное пламя, что горело внутри статуи. Калейдоскоп из букв мерцал, складывая каждый раз в новый узор, но каждый раз он рассыпался в руках Галатеи, из сокровищ превращаясь в обычный песок.
Вновь и вновь холод сковывал её, приглушая внутренний огонь, но погасить не могли, а она, из века в век, доверчиво отдавала свой дар тем, кого, казалось, он мог согреть. Только ветер знает, сколько нужно силы, чтобы верить вновь и вновь.
Люди называли это глупостью, но мечтали и жили этой мечтой. Галатея вновь и вновь спускалась с каменного постамента и протягивала к ним руки, а в руках – дары, в руках чистое пламя.
И века неслись вперёд, мерцали перед глазами короткими вспышками и долгими снами. Века мечтателей ушли, на смену им пришёл технический прогресс. И многие забыли, но были те, кто мечтал летать, подобно Икару, но в этот раз облачился в стальные крылья, смог взлететь и не опалить крылья.
Мечтатели продолжали жить и чудить, опаляя крылья не об Солнце, а об любовь, разбиваясь об лёд в сердцах и не имея власти их растопить.
Горел огонь в мраморной статуе, обращались сердца внутри живых людей, заменивших искренность на голливудские улыбки.
А она ждала и видела сны.
И во снах вновь было синее-синее эгейское море, вновь наступал век богов и героев, когда смертные и бессмертные выворачивали души наизнанку. А во сне вновь шелестели тёмной листвой оливы Эллады и где-то смеялись ветра.
И во снах рождались полотна и нежность из камня, создавались удивительные вещи, казавшиеся магией – металл в умелых руках обретал новую жизнь.
Мелькали века – яркие мимолётные вспышки в безвременье сна, в холоде мрамора и угасшей искры.
Любовь сминала богов и героев, людей и святых – все были бессильны, как бы не смеялись над ней. И сама Афродита, возможно, боялась себя и своих даров.
И во снах сказки обращались в реальность, но всегда останавливались, не зная, что там было потом, после «долго и счастливо». Заглянуть бы за ту завесу, увидеть бы ту жизнь, но она всегда обрывалась.

Охранник посмеивался над странным мужчиной, но здесь у каждого были тайны, у каждого были секреты – смешные и страшные, иногда и ужасающие. И лучше было не знать, что хранят клиенты за дверями, так дольше проживёшь. Но от детских любопытных глаз не спрятаться. Пара глаз всегда с нетерпением ждала именно этого визитёра, потому что, однажды, дверь оказалась закрыта не до конца. И щёлочки было достаточно, чтобы глупое дитя устремилось на свет, как мотылёк, и заглянуло. Глаза тогда изумлённо распахнулись, сердце забилось чаще.

Камень был ещё холоден, но по щеке мягко покатилась запоздалая слеза, отголосок прошлых горестей и страданий. А потом фигура засветилась тем тёплым молочным сиянием, из которого из раза в раз выходила Галатея. Мрамор растворялся, уступая место живой коже. Неторопливо, но и нетерпеливо он бежал по изгибам и локонам, возвращая белизне цвет. И чёрные локоны тяжело упали на узкие плечи, а статуя вздохнула, возвращаясь в мир живых из мира снов.
Где-то в подсобке дитя завершало рисунок – ещё робкие, но уже узнаваемые линии, превращавшие их в набросок статуи, что завладела его воображением.
- Какой сейчас век? – муза стекла с постамента. – Я так давно стояла! – она потянулась и сладко зевнула, прикрыв губы ладонью, но даже за ней была видна улыбка. – Я так давно не танцевала!
Шаг превращался в молитву. И снова по кругу – Солнцу, Небу, Любви и прекрасной жизни. Прошлые горести – лишь прошлое, которое навсегда останется с ней, но сейчас – новый шанс. Быть может, в этот раз всё изменится и пойдёт иначе.
- Гермес, - она наклонила голову прищурилась, глядя на друга. – Ты, верно, в этот раз надёжно спрятал меня, чтобы никто и никогда не увидел? Негодник! – Галатея рассмеялась. Ткань текла по её телу легко и свободно, а она так и не научилась стыдиться наготы. – Но я всё ещё с руками и ногами, за что тебе спасибо. Ну, что нового?
Пробуждение всегда было подобно вихрю, в этот вихрь она увлекала за собой, утягивая друга в танец, чтобы отпраздновать начало новой жизни.