Пока здесь постов нет, поэтому прикладываю другой.
Поезд тронулся.
В коридорах Хогвартс-экспресса зазвучали веселые и требовательные голоса студентов школы – кто-то хотел побыстрее усесться в свое купе, чтобы начать обмениваться впечатлениями после лета, а кто-то желал скрыться ото всех, дабы хотя бы немного оттянуть момент, когда придется снова со всеми общаться и погружаться в общественную жизнь. Нарцисса относила себя ко второй группе учеников, поэтому одной из первых добралась до самого дальнего купе и аккуратно прикрыла за собой дверь. Надеясь, что до неё почти никто не доберется, она чуть приподняла юбку и опустила обе ноги на соседнее сидение, притянув к себе учебник по истории магии – за лето ей удалось неплохо подготовиться к шестому курсу, но этим утром в голове возник вопрос: "Какими заклинаниями или отварами лечили магическую лихорадку во Франции восемнадцатого века?", поэтому Цисси во время пути в Хогвартс решила немного развлечь себя изучением ненужного школьного материала.
Нарцисса всегда слыла увлекающейся натурой, поэтому часто внезапно переключала своё любопытство с одного занятия на другое: будь то конный спорт, освоение метлы в раннем возрасте (мама была против) или арабский язык (отец лишь развел руками в разные стороны). На самом деле, в детстве она наслушалась историй про Египет и величественные пирамиды с их не менее величественными правителями, поэтому ей понадобилось нырнуть в египетский язык, но он оказался настолько мертвым и сложным, что дело добралось только до арабского – более понятного и все-таки используемого в восточных странах. Произношение давалось с трудом, а вот письменность с каждым занятием становилась всё лучше и лучше. Цисси бросила увеление пару лет назад, чем безмерно расстроила своего преподавателя по восточной культуре. Она пообещала вернуться в скором времени, как только её сердце снова воспылает к чему-то столь неведомому, как цивилизация Древнего Египта. Кстати, в Каир её так и не пустили, напрочь отказавшись даже сопровождать – город славился высокой преступностью и полным отсутствием морали. Из-за этого ей ещё больше хотелось посмотреть на этот "другой" мир, но привязка к семье "Блэк" и неимение сертификата "взрослого волшебника" не позволили ей сделать мечту явью. В общем-то, мисс Блэк не отчаивалась. Она редко позволяла себе падать духом – будучи младшей из трёх сестер ей много раз довелось доказывать свою значимость и не менее важное мнение по сравнению с другими. Хотя, они и крепко дружили втроем, но всё равно некий дух соперничества присутствовал – наверное, этому поспособствовали родители. Но Цисси ещё не успела в этом разобраться. Сестёр она очень любила – это являлось основополагающим для их отношений.

Дверь купе внезапно скрипнула, и Нарцисса сразу же прикрыла свои колени заведомо приготовленной для этого дорожной мантией – сидеть с приподнятой юбкой все-таки считалось верхом неприличия, но ей так нравилась эта поза, что даже здесь она себе позволяла чуточку шкодить. Никто бы это и не заметил, просто надо было всегда очень быстро реагировать. Цисси медленно покачала головой продавщице сладостей, и, когда та стала закрывать дверцу обратно, все-таки достала крупный мешочек с монетами.
– Подождите, пожалуйста. – Шепнула Нарцисса. 
Продавщица в своем длинном объемном платье коричневого цвета с зелеными массивными пуговицами смотрелась как залежавшаеся шоколадная конфета. Цисси почувствовала себя голодной. Наверное, зря она отказалась от обеда в поместье – родители свели это всё к легкой нервозности своей дочери, что почти всегда возникала у неё с приближением сентября. Каждый школьный год её сильно будоражил и одновременно пугал. Правда, до этого она так и не смогла пока разобраться, чем именно, а в этом году родители сделали серьезное объявление, и завтраки-обеды-ужины стали безвкусными.
– А есть что-то с малиной?
– Взрывающиеся леденцы, слойка и кекс к завтраку.
– А внутри кекса кусочки ягод?
Нарцисса с интересом подалась вперед.
– Да, милая. Но леденцы тоже очень вкусные, мои внуки обожают их.
Ей было не очень интересно слушать про потомство женщины, но Нарцисса всё равно улыбнулась продавщице.
– М, ну хорошо. Тогда мне кекс и леденцы, пожалуйста.
Она достала пару монет из серо-черного кожаного мешочка и забрала сладости, аккуратно опустив их на кресло рядом со своей школьной сумкой и учебником по истории. Мантия немного слетела с её колен, но Цисси легко вернула её обратно и проследила за тем, как дверь купе снова захлопнулась.
Леденцы и, правда, оказались взрывающимися – во рту, не переставая, что-то лопалось и скрежетало. В таком положении читать про Францию и таинственное лекарство оказалось совершенно невозможно, поэтому она отложила книгу, забралась с ногами на свой диванчик, как всегда прикрыв колени мантией, и стала смотреть в окно – они въезжали в дождливую зону, поэтому эти малиновые взрывы красиво сопровождали раскаты грома и продолжительный дождь.
Ей стало грустно.
Вроде бы держалась до самого прощания с родителями и домом, встречи с однокурсниками, а вот сейчас, с этими дурацкими лопающимися конфетами со вкусом малины, с этим дождем, с этой неизбежностью после семейного совета всё как-то перекрасилось в более темные тона. Цисси никогда не питала надежд, что ей позволят выбрать мужа самой. Просто чуть-чуть про себя все-таки надеялась, что этот момент можно будет оттянуть, потому что какой смысл в их современное время озвучивать помолвки так рано? Как будто нечего было больше обсуждать за воскресным чаем с пышными пирожными.
Они с Люциусом уже успели обменяться приветственными взглядам на перроне платформы – выбор родителей, безусловно, оказался отличным. Прекрасный род, чистейшая кровь, внушительное состояние, одно из лучших воспитаний, но что-то там внутри скребло и скребло. Как будто у неё забрали разом детство, свободу, спокойствие и её саму. Чудилось, что она себе больше никак не принадлежала – от этого делалось ещё тоскливее. К тому же, за последний год её сердце так по-новому стало биться рядом с...
Кто-то дернул ручку на входной двери, и Цисси резко обернулась. Светлые пряди распущенных волос картинно упали на её лицо, и пока она их заправляла за уши, внутрь купе зашли, наполняя пространство свежестью и игривым настроением – от одного его вида ей хотелось улыбаться. Поэтому уголки её губ приподнялись, а глаза заблестели.
– Здравствуй, Сириус.
Цисси немного дернулась вперед, придерживая мантию на своих коленях.
– Я купила тебе твой любимый малиновый кекс, – кивнув на запечатанную коробку с эмблемой "Сладкого королевства", Цисси восторженно посмотрела на друга. Внутри зашелестели крылья бабочек. И всё как-то само собой озарилось и стало прекрасным. Хотя бы на это мгновение. – Как дела?
Ты, наверное, уже знаешь. Но я так рада тебя видеть. Они ни разу не общались после громких новостей. М, он меня искал?

●  NARCISSA BLACK (MALFOY) ●
● j.k. rowling's wizarding world ●

● родилась в начале января 1955 года ● колдунья ● лондон-париж ● светская дама ● nicola peltz & somebody else ●

● ИНФОРМАЦИЯ ●
[на самом деле мне нравилась только ты]
[indent] «О, Цисси»
[indent] Если б меня спросили, что именно за всю жизнь чаще всего я слышала в свою сторону, то это несомненно было бы «О, Цисси». Я бы назвала так о себе целую серию книг или маленький очерк на тему, как одной танцевать в огромной бальной зале с целой толпой разадетых румяных волшебников. Они бы смотрели все на меня горящими глазами, тянули бы ко мне свои длинные пальцы, укрытые в снежно-белые перчатки, и шептали-шептали-шептали: «О, Цисси». Кто-то с укором, кто-то с нескрываемым восторгом, кто-то – смеясь, а кто-то – закатывая глаза. И никто бы из них ко мне так и не решился подойти.
[indent] Редко я ощущала на себе равнодушие.
Мои дорогие сёстры говорили, что в меня невозможно не влюбиться. Но любовь бывает разной – это я, правда, поняла не сразу. С самого детства я кружилась одна вокруг благоухающих розами садов, увесистых книжных полок, сдержанных семейных встреч и любых других собраний, на которых меня никто не брал за руку. Одна в центре внимания, одна вне чьих-либо объятий. Мне порой казалось, что между мной и миром стояла прозрачная стена из непробиваемого стекла. Родители меня искренне любили, но крепко за плечи не обнимали, вели себя аккуратно, как подобало нашей особенной фамилии. Правда, мне повезло больше – по сравнению со старшими сестрами, я словно купалась в их чувствах, теплых взглядах и даже похвалах.
[indent] «О, Цисси, как ты играешь на рояле!»
[indent] «О, Цисси, ты прекрасно говоришь по-французски»
[indent] «О, Цисси, твой учитель танцев крайне доволен твоими успехами»

На мне как будто бы восполняли то, что недодали Меде и Белле. Это я тоже поняла не сразу.
И я любила черный цвет – как и все мы. В нём считывалось всё про семью, любовь, поступки и этот запах домашних роз, что цвели только в поместье у Блэков. Увы, мне так и не удалось их вырастить у себя в новом доме.
[indent]Когда Меда «исчезла», я замолчала на пару дней. Почему-то по глупости винила себя в том, что случилось. Казалось, скажи я родителям раньше или найди правильные слова, чтобы остановить её от опрометчивого, на вгляд-всего-общества и, наверное, на мой тоже, поступка. Я ведь всё видела. Мне было достаточно повернуться в сторону того, кто, кажется, надкусил её огромное сердце. Жалеет ли она теперь? Скучает ли по мне?...
Ведь такая любовь всегда отметалась в сторону. Мне хотелось крикнуть ей в спину: «Меда, это не то, чему нас учили!». Ведь учили же не просто так. Да? Здесь я снова всё поняла не сразу. Помню, как после двухдневного молчания прикладывала сухие лепестки маминых цветов к своим горючим слезами, нервно смеялась над собой, представляя, как жалко я смотрелась со стороны, и думая, что хоть что-то могла исправить.
[indent] На несколько лет я вцепилась ногтями-зубами-словами в Беллу, но со старшей из нас творилось страшное. Она себя теряла. Этот черный цвет, горящий в её глазах, с каждым днем пугал меня всё больше. Случалось, что мне не хватало духу ей что-то сказать, а потом я так долго жалела, что не смогла. Корила себя, как за прощание с Медой. Я старалась быть ближе, но каждый мой шаг навстречу увеличивал между нами расстояние ещё на два.
[indent] Беллы «не стало» ночью. И я осталась совсем одна. Сама с собой.
Тогда-то звонкое «одна» звучало эхом в коридорах, по которым я гордо шла, неся за плечами историю фамилии Блэк. Со временем я привыкла и к одиночеству, и к противному эху, и к этим многолюдным, но одновременно пустым бальным залам, любопытным взглядам, тянущимся ко мне рукам и давящей на плечи огромной утрате. Слёзы сменились светской холодной улыбкой, неудобные вопросы опускались легкой колючей ухмылкой, а морозное одиночество стало моим новым лучшим другом.
И даже когда я вышла замуж, оно не оставило меня. Мы продолжили непринужденно вальсировать вместе, играючи отталкиваясь от ядовито-сладкого: «О, Цисси».