она солдат и она не задает вопросов, не сомневается в приказах, не обсуждает задания. ей не положено иметь чувств и привязанностей — кажется их вырезали вместе с маткой, когда ей было шестнадцать. в тот самый день, когда ее сочли пригодной для дальнейшего обучения, где любое проявление личности, чувств и привязанностей лишний мусор под ногами. ведь ей не положено иметь чувств и вздрагивать от чужих касаний — для этого есть другие девушки, которые зачитываются романами про шпионов и убийц, мечтая найти свою любовь в одинокой жизни наемников. все эти девочки, которых видит наташа на улицах, все эти влюбленные парочки вызывают лишь глухое раздражение, но чаще — равнодушие. они всего лишь декорации и статисты, ведь взгляд романоф скользит сквозь них, охотничьей псицей выискивая свою жертву. фары машин, неоновые вывески, отражения фонарей в лужах — все это становится не больше, чем размытым фоном ее жизни, которую она так искренне считает настоящей, просто не зная, не помня жизни другой. наташа любит сидеть на скамейке с парке, прикрывшись тенью козырька кепки и наблюдать за прогуливающимися, за верящими в свою бессмертность и исключительность. так наверняка думал каждый, кому она пустила пулю в лоб, кого она забыла, стоило ей выйти из комнаты. она давно перестала считать убитых ею, как и запоминать их имена или лица — какой смысл тратить силы на мертвецов?

наташу ничем не удивить — она видела смерть в самых отвратительных ее проявлениях, видела всю низость людей и безумие ученых, которые каждый год готовили новых девочек для своих целей, пытаясь сделать их еще лучше, еще безжалостнее, еще злее. и даже их наташе уже не жалко, она больше не пытается запоминать их имена или лица — они всего лишь будущие трупы, которые сами этого не знают, которые надеется перехитрить смерть. но перехитрить смерть выходит только ученых, закрывшихся за тяжелыми дверьми и тысячью пропусков и она яркое тому доказательство. и ей не надо придирчиво рассматривать себя в зеркале, выискивая морщинки или седые волосы, довольствуясь обещанной вечностью. даже если верить в вечную жизнь из заверений медиков красной комнаты, то вряд ли она сможет проверить, подозревая, что убьют ее гораздо раньше, чем выпадет по-настоящему удачный момент. старость в кресле качалке у камина была бы слишком идеалистичной, слишком обычной. такая старость не полагается убийцам. такая старость полагается тем, кто знает, что такое любовь, привязанность, честность.

когда ей выдают порт-ключ и объясняют суть задачи романоф ничем не выдает своего удивления, которое едва не срывается с губ ехидным комментарием. но кто она такая, чтобы обсуждать или сомневаться в приказах? ей говорят идти — она идет. говоря убивать — она убивает. прикажи ей умереть она бы только спросила «как?». и если им кажется, что это все не звучит как бред сумасшедшего, то почему она должна считать иначе? принимает браслет с каким-то светящимся камнем и отправляется в оружейную, размышляя над каждой мелочью ей предоставленной. тщательно выбирает оружие, проверяет ножи в голенище, подошве, поясе, раскладывает важные мелочи по карманам и только тогда принимается за сбор сумки, куда почти не глядя бросает патроны, гранаты, шокеры… когда-то она уже убила фьюри, которого считали самым лучшим шпионом и наемником в ее мире. теперь от нее хотят смерти еще одному шпиону, еще одному убийце, который видимо ничем не лучше ее. или даже хуже, раз ей поручили это дело. наташе совсем совсем не интересно, почему именно она, ровно так же, как ей и не интересно почему — он. получает последние инструкции и позволяет присоединить к себе бесконечные проводки, которые скоро пронзят ее тело миллионом разрядов, выжигая на изнанке, что она — солдат. солдат не задающих вопросов и не испытывающий сочувствия, жалости. она — солдат и все человеческое должно быть ей чуждо. браслет на руке начинает издавать тихий писк, а камень в ней становится ярке, заставляет лаборантов засуетиться, скорее сворачивая свою работу.

— этот же камень поможет тебе вернуться домой. — последние слова, которые слышит девушка, прежде, чем весь мир скрывается за ослепляющим светом.

наташа открывает глаза и рывком садится, привычным движением доставая пистолет, а только потом осматривается. пахнет пылью и совсем чуть-чуть старостью, которая является романоф в редких снах, скрытых от бесчисленных отчетов и рапортов лаборатории. сквозь заколоченные окна пробиваются теплые лучи утреннего солнца, а невесомые былинки витают в воздухе танцуя в легком сквозняке, тянущемся из щелей в полу. девушка как можно тише встает, медленно движется из комнаты в комнату, убеждаясь что здесь только она и копошащиеся в половицах крысы, занявшие этот дом после смерти хозяев. почти истершийся, растворившийся во времени запах смерти был для нее очевиден, почти осязаем на пальцах. — бывали места и похуже, — вслух соглашается с выбором «высадки» и подхватывает сумку с пола, уверенным шагом направляясь на бывшую кухню. пыльная посуда так и стоит в раковине, ожидая, когда хозяева вернутся и начнут готовить ароматный ужин, а притихший холодильник белым айсбергом выглядывает из-за угла перегородки. наташа даже не утруждается стряхнуть пыль с столешницы, считая, что справится с заданием быстрее, чем ей захочется ощутить вокруг себя чистоту, присущую красной комнате.

будапешт не очаровывает наташу, как других приезжающих сюда за кусочком истории, но убийца с одобрением осматривает высокие фасады зданий и бесконечность шпилей на главном дворце. всего лишь очередной город, всего лишь очередной заказ. разница только в том, что здешние календари сговорились и сделали невообразимый скачок на двадцать лет вперед, оставив наташе легкий привкус обмана и недосказанности, который неприятно щипал язык тревогой, к которой девушка настороженно прислушивалась, пытаясь разгадать чем та вызвана в мире, где ее не существует и где никто не знает кто она такая. сегодня она не будет искать свою цель, посвятив свободные часы изучению города, лабиринтам улиц  и сомнительным подворотням: она касается пальцами стен, примеряется к водосточным трубам и пожарным лестницам. она заказывает кофе сидя на главной площади и рассматривает вальяжно гуляющих туристов и вечно спешащих местных, еще не до конца поверивших в приход лета и не спешащих оставлять коконы теплой одежды. легкая улыбка скользит по губам девушки, когда она вспоминает холодные зимы сибири, после которых любой мороз лишь шкодливый мальчишка, пытающийся ущипнуть побольнее.

она не умеет молиться богу, но это не мешает ей любить сумрак церквей, где она всего лишь одна из многочисленных посетителей пришедших за своей крупицей божественного. ей нравился запах ладана и ровные ряды горящих свечей, смутно напоминающих о другой жизни, которая у нее была и которую у нее отняли, скомкав словно бумажный лист, которому больше никогда не стать гладким. она замирает перед иконой с женским лицом и долго всматривается в скорбный и сочувствующий взгляд, обращенный в самую глубину ее закостеневшего сердца. ей не положено рая или прощения за всю кровь, что она пролила, но сочувствующий взгляд святой позволяет хоть немного ощутить покой. услышав свое имя девушка замирает, едва сдерживаясь, чтобы не обернуться, но не зря она одна из лучших среди выпускниц красной комнаты. она выжидательно прислушивается, ожидая звука взведенного курка или свиста лезвия разрезающего воздух, но ничего из этого не происходит, а обратившийся к ней голос продолжает свой монолог и девушка выдыхает — просто скорбящий пришел помолиться за кого-то близкого. она медленно поворачивает голову и встречается взглядом с  голубизной глаз стоящего поблизости мужчины и замирает истуканом опознав в нем лучника с страниц порученного ей дела. ей хочется дотянуться до пистолета и покончить с заданием, но остатки веры не позволяют ей открыть стрельбу в церкви, где люди ищут п о к о й. тот самый покой и прощение, которого никогда не вымолить наташе, сколько бы она ни старалась. тот покой и прощение, которые раньше ей казались совершенно бессмысленными, ведь она — солдат, который однажды умрет и, при благополучном исходе, будет похоронена на безымянном кладбище вдов, где только порядковый номер выцарапанный в камне и свидетельствовал о потерянной жизни, о проваленном задании. меньше всего наташе хотелось оказаться среди этих безымянных могил, где даже не растет трава и никто не приносит цветы.

наташа любила цветы.