Ши перекатывается с пятки на носок и обратно, и деревянный, вытертый тысячами ног пол неприятно скрипит. На ней из одежды — чёрный комплект белья, выгодно оттеняющий бледную кожу. Она равнодушно смотрит на сутенера, ожидая, когда он позовёт. Он не зовёт. Ши плевать. Под красной матовой помадой сохнут губы, и она облизывает их, коротко касаясь проворным языком. Так делать можно. У Ши, как у идеально запрограммированного робота, имитирующего настоящую девочку, в голове список “нельзя и можно”. Ши знает его наизусть.
Она поджимает замёрзшие стопы, тайком трет их о голени, согреваясь. Туфли оставила в какой-то из рабочих комнат. Уже не помнит, в какой. Клиенты и комнаты сливаются в одно безликое пятно. Всего лишь работа, не хуже и не лучше других. Делаешь то, что велено, улыбаешься, имитируешь восторг и оргазм, а после получаешь деньги. На них, деньгах, завязано всё. Её, Ши, продали сутенеру шесть лет назад. Ей было тринадцать, она была смертельно напугана. Её семью только что убили наёмники. Не пощадили даже малышей. В живых осталась она одна. Не потому что особенно ценная. Просто понравилась. Тогда, зная, что ждёт её после, Ши бы предпочла присоединиться к своей стае. Будто кто-то её вообще спрашивает. Или когда-либо спрашивал. Те наёмники сунули её Рокко. Так отдают ненужную мебель при переезде. Ши помнит: Рокко недовольно скривил губы, похлопал её по щеке и оттянул куцую кофточку на груди. Груди у Ши тогда не было. Худая, нескладная, но с хорошеньким личиком. Рокко было похуй на неё в целом, но он забрал. Не выбросил на помойку. Так девочка стала Шайни “Ши” Рокко. Свою настоящую фамилию она предпочла забыть.
— Ши, подойди, — сутенер подзывает её к себе, и она послушно отходит от стены, у которой простояла почти час. Ши — хорошо дрессированная собака, отлично знающая и команды, и где её место. Сутенер говорит “к ноге”, и она бежит, имитируя довольную улыбку. На лице всё то же слепое равнодушие. Ши, как и многие в этой профессии, — всего лишь кукла. Её можно трогать, можно ласкать, можно бить. Большой функционал, допускающий за дополнительную плату любой степени извращения. На прошлой неделе была игрушкой в каком-то ритуале. Требовалось просто лежать на каменной плите и не двигаться. Её связали, облили кровью. Потом пустили по кругу. Сутенер был доволен. Ей было наплевать. Ши уже давно перестала воспринимать работу и издевательства чем-то выходящим за рамки. Человек привыкает ко всему. Даже к самому плохому. Ну, может быть, чуть проще имитировать восторг, когда клиент не требует ничего особенного. В основном — плевать, что, где, когда и как.
— Это Имир. Теперь ты принадлежишь ей, — Ши равнодушно кивает, принимая к сведению информацию. Сутенер — теперь уже, получается, бывший? — хлопает её по заднице, щёлкает резинкой кружевных трусиков. — Всё, давай, собирайся, — она не понимает: это такая шутка? Через пру часов её вернут обратно? Она пытается по глазам Рокко прочитать, что он имеет в виду, говоря всё это. У того на дне зрачков плавают черти. Он смеется, вытаскивает пачку с сигаретами и, кажется, теряет к ней всякий интерес. Ши так и стоит, переводя взгляд с него на Имир. Всё равно ничего не понимает.
Рокко не выглядит человеком, который очень любит шутить. Рокко выглядит человеком, способным вам во сне перерезать горло по пьяной запарке. Ши моргает медленно, заторможено. Она немного обдолбанная — какая-то лютая смесь наркоты, придуманная самим Рокко. Ши на ногах двадцать часов в сутки: девочки Рокко не простаивают и не позволяют ему терять деньги. У Ши на языке вертится вопрос. Глупый, раздражающий. Ши молчит, ожидая приказа от Имир. Вместо неё снова говорит Рокко: — собирайся, говорю, оглохла? — он подталкивает её, задавая направление. Шайни выворачивается, обиженно надувает губы.
— Я быстро, — обещает, перебирая ногами в сторону выхода. Значит… это не шутка. Ши не понимает ничего. Рокко раньше всегда отказывался её продавать. На ночь, на пару дней — да. Но не навсегда. Почему теперь? Почему именно сегодня? Надоела? Перестала приносить деньги? Просто разонравилась? Ши поднимается в комнату, где девочки спят прямо на полу на матрасах. Её матрас крайний у самой стены. Под ним запрятано маленькое зеркальце и несколько долларов в его крышке. Ши вытаскивает его, сдёргивает со стены нарисованную простым карандашом картинку. Это не она рисовала. Купила, когда проходила мимо. В тот редкий случай, когда Рокко разрешил выйти на улицу. В основном он держит своих девочек здесь. Полуголых, извечно голодных и немного апатично-сонных из-за хронического недосыпа. Именно поэтому здесь в таком ходу стимуляторы. Шлюха не может себе позволить задремать или быть невнимательной.
Ши суёт в маленький джинсовый рюкзачок свои скудные вещи. Несколько комплектов белья, шорты, майку и простенькое, но теплое платье. Быстро втискивается в узкие джинсы, заправляет в них клетчатую рубашку, доставшуюся от Марты, и накидывает на плечи куртку. На ногах — старые кроссовки. Рабочие туфли — обе пары — Шайни решает оставить здесь. Наверное, Имир захочет звать её полным именем? Или тоже предпочтёт огрызок? Ши не из тех, что задают вопросы. Ши из тех, кого обычно и не замечают. Невидимка. Девочка-призрак. Она помнит, как первое время отчаянно хотела, чтобы на улице её заметили, чтобы подошли и спросили, предложили помощи. Но никто не обращал внимание на худого, плохо одетого подростка, бредущего по своим делам. Тем более никто не обращает внимание на взрослую девицу, одетую, как и многие, вызывающее и броско. Даже сейчас рубашка не застёгнута до конца. В вырезе отчетливо видно кружево бюстгальтера. К жизни шлюхи тоже, как ни странно, адаптируешься быстро. Пошлость перестаёт казаться пошлостью, тело становится просто телом. Единицей товарно-денежных отношений.
Шайни касается на прощание холодных стен, оклеенных такими же вызывающими и пошлыми обоями, как и она сама. Шайни провела здесь почти шесть лет. Это её дом. Тот, другой, она предпочла навсегда вычеркнуть из своей памяти. Совсем неважно, кем она была или кем могла стать. Родителей убили. Её продали. Во второй раз за девятнадцать лет. Но, наверное, не в последний.
Она останавливается напротив Имир, ожидая дальнейших указаний. Имир не выглядит человеком, покупающим проституток. Куда там, она даже не выглядит человеком, который в принципе пользуется услугами или знает лично хоть одну проститутку. Такие сюда не ходят. Такие к этому дому и близко не подходят. Зачем ей Ши? Вместо комнатной ручкой собачки? Возможно. Кто-то покупает кошек, кто-то заводит рыбок в аквариуме. А кто-то берёт домой проститутку. Ши привыкла быть живым товаром. Ши больше удивится, что кто-то видит в ней человека, нежели тому, что кому-то принадлежит. Всего-навсего одушевленный аксессуар. Будет делать всё, что скажут. Буквально.