http://nostresscross.rusff.me/viewtopic.php?id=24#p2267
● makima ●
● chainsaw man; ● раньше охотница на демонов и вестник апокалипсиса
оригинал
● о тебе мне нашептали звёзды ●
макима смотрит на аки и словно бы его не видит — они никогда не были друзьями, они никогда не могли стать чем-то большим, ведь макима все внушила: страх, трепетность, вожделение; аки смотрит на макиму и понять не может — как она несет на себе столь большое бремя, ведь тащить на себе вест отдел, быть для всех хорошей начальницей и никого не обижать — то еще занятие ( он так не умеет )
аки на макиму смотрит и видит в ней себя — вот он стоит на этом месте, где она однажды проводила ритуал; вот он приходит и заключает новые контракты — не важно, что он не хочет, это все на благо других; вот он смотрит на то, как денджи проходит мимо ее дома и заглядывает вверх — неужели все еще ждет: неужели все еще не простил? аки не знает, но одно ясно как день — он ее никогда не сможет простить.
собственная смерть ( не важно, что все обошлось комой ) вдруг встает в горле, когда к нему приводят девочку с чудесными глазами. и в этой девочке он замечает все то, от чего так бежал — собственная спина сгибается под чертовым грузом и ему, если честно, вдруг очень сильно хочется сбежать; но аки протягивает руку, знакомится снова, улыбается уголком губ.
от хаякавы всегда пахнет сигаретами и, наверное, немного псиной — так пахнет денджи, если присмотреться; от макимы, даже в маленьком теле, пахнет разрушением и хаякава вспоминает, как ел ее мясо, каким оно было вкусным до момента, пока ему не рассказали правду. он помнит, как блевал потом, но продолжал есть — макима должна была исчезнуть, сгореть на остатках его рухнувшей жизни, но
хаякава смотрит на макиму и все, что он может сделать — прошептать
лучше бы я никогда тебя не знал.
● нужнее воздуха ●
у нас тут немного переписанный канон — макима действительно была убита и съедена не денджи, но хаякавой; после ее смерти именно он стал новым главой отдела бюро общественной безопасности, которой раньше была макима; что делать с наютой — решать тебе. она может остаться демоном контроля и потом вернуться служить к аки, может и вовсе пойти своей дорогой — здесь все на твое усмотрение; сами мы не кусаемся, но мы не очень-то и быстрые. однако макиму будем ждать
узнай мою историю на этих страницах
иногда хаякава смотрит на меч и думает о том, что он может быть использован не против демонов — против него самого. когда-то, заключая контракт, он согласился на то, что меч заберет часть есть жизни. когда-то, когда он заключал контракты, все выглядело не так пиздецово, как сейчас. а теперь аки думает только о том, как сохранить жизнь всем — на себя уже насрать.
насрать с момента, когда руки лишился, когда семья в детстве умерла. хорошо ли жить одной лишь месть? кишибе всегда говорил, что нет. он его учил не терять рассудок — а если потеряешь, то и демонов перестанешь бояться, но аки. он не позволял себе этого. и именно потому огребал в драках, именно потому один за другим уходили его напарники. он и от дендзи был бы рад избавиться по началу — пришел тут, облизывается на все и за макимой ухлестывает хвостом. он раздражал аки на уровне клеток собственного тела, а потом.
а потом притерлись, стали вроде даже близкими друг-другу. но каждый раз аки забывает о том, что дендзи рос совершенно иначе — он пришел сюда не от безысходности, его не вело чувство мести. дендзи шел за тем, кто его погладит по голове и даст поесть. а аки дал ему еще и крышу — пауэр тоже, если так подумать. она никак не вписывалась в его мировоззрение и желание уединенности, но теперь..
теперь все иначе. теперь у них кошмары одни на всех, теперь пауэр боится темноты и аки приходится быть таким же сильным, как и раньше, потому что стеб за человечность он точно не переживет. а хотелось бы, если честно. хотя бы потому, что он не может понять простого — как выбираться из этой ямы, куда сам себя загнал.
— жуй овощи давай, — он совершенно беззлобно подпихивает обратно овощи, а после ужина встает. жутко хочется курить. снова. и пауэр тянет играть дендзи и это значит, что у них все по-старому. исключая ноющее чувство в груди, которое он никак не может угомонить. страх расходится щупальцами, давит, заставляет чувствовать себя так, словно он тонет.
— окей, — он больше ничего не говорит, лишь слушает шум воды и звон посуды. и все внутри него содрогается, когда дендзи снова подает голос. ах, да. они не договорили, а аки признался в том, что не хочет их потерять — это и правда было бы самым тупым поступком, который он мог совершить. но ему, почему-то, отчаянно все равно.
на войне ведь нет места сожалению, правда?
— и вовсе я не раскис, — дергает плечом здоровым, заставляет рубашку слегка дернуться, потому что там больше ничего нет. как и внутри аки. — это будет совершенно иное, дурака ты кусок, — он не может признаться в том, что не доверяет: ни кишибе, ни макиме. так его учили. хотел бы он сказать, что да, конечно — это все будет прекрасной идеей и затеей, но.
— кишибе едва ли удастся одолеть его, ровно как и макиме. тебе, быть может, да. но меньшее, что я хочу — потерять вас обоих. — ему хочется припечатать как же ты не понимаешь, но это действительно не возымеет никакого эффекта. до дендзи кричи-не кричи, не дозовешься. он ведь уверен во всем; кое-как снова вспыхивает огонек и поджигается сигарета. аки затягивается дымом, что разъедает легкие, и усмехается.
— едва ли мне долго жить осталось.