Юань совсем не помнил того места, где родился, и даже не припоминал, где прожил последние дни со своей семьёй. Это место было невообразимо красивым, как и его обитатели, но малыш здесь чувствовал себя чужим и очень одиноким. Это голубое небо, обилие зелени никак не скрашивали серые будни мальчика в траурных одеждах.

Здесь все было странно: нельзя было бегать, смеяться, говорить слишком громко, петь и иногда даже улыбаться. Взрослые — слишком строгие и страшные, с детьми веселее, но маленькие адепты ещё не готовы принять к себе чужака.

Единственные же люди, с которыми Юаню было спокойно: молчаливый Ханьгуан-цзюнь и улыбчивый Цзеу-цзюнь, были почти всегда недоступны для малыша. Цзеу-цзюнь был слишком занят, а Ханьгуан-цзюнь...Говоря о нем, даже улыбчивый Цзеу-цзюнь грустнел, объясняя, что он болен. Юань не понимал чем же Ханьгуан-цзюнь болен, ведь в их редкие встречи молчаливый мужчина выглядел вполне здоровым, разве что только встречать своего подопечного сидя стал не так давно.

Сегодня солнце светило так ярко, что сидеть ровно за учебным столом было ненавистно. У Юаня уже болели плечи от того, что сидеть нужно было все время идеально выпрямив спину. Пальцы устали держать кисть, которой маленький адепт учился выводить иероглифы на бумаге. Тишину в облачных глубинах нарушил звон колоколов, оповещающий о завершении занятия. Рука мальчика невольно дрогнула, смазывая линию, что должна была быть ровной. Увы, к этому резкому звуку он так пока ещё не привык. Ученик с тоской посмотрел на свою работу, предчувствуя, что придется заново выводить текст, пока не получится ровно.

Рядом послышались шаги наставника. Мужчина остановился рядом со столом, взглянул на неаккуратную работу. Юань поднял взгляд, ожидая, что ему скажут остаться.

— Лань Юань, будь аккуратнее и больше старайся. Ты должен будешь переписать все аккуратно в следующий раз, — произнес учитель, переведя взгляд с листа на ученика.

— Не сейчас? — слегка удивлённо переспросил мальчик, которому уже приходилось оставаться в учебной комнате, переписывая текст раз за разом.

— Тебя уже ждут.  Перепишешь в следующий раз.

Юань мгновенно приободрился. В его глазах искорки любопытства смешались с радостью. Он быстро поднялся на ноги и поклонился учителю, после чего слишком быстро развернулся и едва не собрался бежать, но одумался. Все же наказания за нарушение правил работали достаточно эффективно, чтобы дисциплинировать даже самых юных сорванцов. Неспеша, сохраняя достойный вид, мальчик вышел из учебной комнаты.

Чуть в стороне от входа, мальчика ждал уже хорошо знакомый Цзеу-цзюнь. При виде его доброго лица и мягкой улыбки, Юань не мог сдержать свою. Малыш подошёл ближе и вежливо поклонился главе ордена, чувствуя себя не только радостным, но и определенно очень важным, ведь за остальными его соучениками не приходил кто-то столь значительный.

— Здравствуй, Лань Юань. Как твое обучение? — спросил Лань Сичень, разворачиваясь, чтобы пойти. Маленькому адепту не оставалось ничего, кроме как присоединиться.

— Я стараюсь, — ответил малыш, которому было стыдно признаться, что колокольный звон сбивает его концентрацию.

— Все получится. У меня для тебя есть сюрприз.

— Какой? — Юань заметно оживился, услышав такую интригующую фразу.

— Увидишь, — мужчина лишь загадочно улыбнулся, уводя мальчика в другую сторону от толпы, что вела в комнаты учеников.

Территория облачных глубин была огромной. Маленькие ножки адепта устали, пока глава вел мальчика куда-то к окраинам, где был луг. Вымощенная дорожка закончилась, оба шли по протоптанной неровной тропинке. Цзеу-цзюнь остановился, а позади него и Юань. С любопытством выглянув из-за спины главы, малыш ощутил острое желание сорваться с места и побежать. Впереди отчётливо виделся мужской силуэт, сидящий в траве, в окружении кроликов. Ему он был хорошо знаком — это был Ханьгуан-цзюнь, которого мальчик впервые видел вне стен цзинши.

Юань поднял взгляд на Цзеу-цзюня. Мужчина смотрел на брата с невыразимой тоской, но опустив взгляд на спутника, он вновь казался вполне обычным и улыбчивым.

— Беги, — разрешил с кивком мужчина. Малышу только этого и было надо, потому, услышав разрешение, он сразу же помчался к Ханьгуан-цзюню, оставив своего спутника за спиной. Почти добежав до него, Юань замедлился, перейдя на шаг, расправил как положено ханьфу. После этого мальчик подошёл, встав сбоку и склонившись в приветственном поклоне.

Они видели так много разрушающихся миров. Проходя через агонию несбывшихся надежд и разбитых желаний. Так часто, видели, как судьба целого мира шла прахом из-за Стелларона. Остановили не одну агонию. Видели, как брат шел на брата, словно желая вырвать с корнем все возможные братские чувства. Видели агонизирующий правителей, что были готовы разрушить все, принеся Сталларону миллионы жизней ради силы и иллюзорной власти. Сколько миров они прошли, очищая и помогая восстать из руин? Но еще ни один мир не видел столько смертей, каждая из которых буквально добивала и без того раздробленное равновесие. Еще ни один мир не заставлял одного героя, видеть столько потерь, раз за разом переживая смерти всех тех, кто был дорог.

Дань Хэн понимал Фаенона, для него, как для наследника Постоянства – часть жизни. Чужие судьбы, подобные мимолетным вспышкам, переплетались с его, чтобы, озарив на мгновенье потухнуть, оставив после себя зияющую пустоту. Воспоминание о уютных вечерах, теплых прикосновениях, горящих задором взглядом, смех и слезы. Все это не тускнело со временем, возвращаясь с каждым перерождением, добавляя груз отчаянья и одиночества. Все это научило драконорожденного не привязываться ни к кому. Не позволять себе быть кем-то большим, чем просто сторонний наблюдатель. Так было проще. Но Фаенон не мог позволить себе такого и Дань Хэну было искренне жаль, страж Экспресса не представлял, как этот златиус выдерживает все это? На его месте, наверняка, любой сошёл с ума.

Очередной бой, очередная жертва, она оставляет на лице героя росчерк отчаянной боли, но не более того, даже сам Дань Хэн, открывая для Гиацины, путь Духовными Водами чувствует что-то сродни уколу потери, такое забытое уже чувство. Самоотверженность этой девушки, ее решимость принести себя в жертву, ради спасения мира, ради нового витка замкнутого цикла разрушения и возрождения родного мира, вызывает восхищение. Она напоминает стражу самого себя, того себя которого он знает по обрывочно восстановившимся воспоминаниям. Очередная победа далась им высокой ценой.

Теперь остался последнее ядро пламени, но станет ли этот конец настоящим? Смогут ли они, как и прежде, помочь восстать этому миру из пепла? Разорвать бесконечную череду замыкающихся на самих себе циклах? Наверное, впервые Дань Хэн хотел помочь миру, впервые почувствовав в нем что-то близкое его душе. Коснувшись однажды Духовных Вод этого мира, наследник Постоянства ощутил желание стать его частью, вмешаться в ход истории и изменить ее. Наверное, именно поэтому он сейчас смотрел в спину уходящему Фаенону и Первопроходцу, чувствуя единство с Духовными Водами, принимая облик Старейшины Видьядхар.

— Незнакомая сила, кто ты?

Дань Хэн не ответил, смотря на противника перед ним. Похититель пламени слишком грозный противник. Он упокоил стольких златиусов. Победил Мидея, последнего принца Кремноса. Сможет ли сила Видьядхар остановить его? Наверное, нет, но даже так, он даст друзьям необходимое им время чтобы довести начатое до конца.

— Пусть я всего лишь странник, но я без колебаний пожертвую жизнью, чтобы защитить незнакомый мне мир, что простирается у меня под ногами... Это дорога Освоения, с которой не сойти. Я Безымянный, и собираюсь… Защитить все угасающие надежды. – Он знал, его нельзя недооценивать. Знал, что Похититель пламени противник не из легких, он сильнее чем все те, что встречались раньше. Наверное, это будет первое обещание, которое он нарушит. Отразить очередной выпад, смыть бушующим потоком еще несколько копий Похитителя. Пронзить оставшихся копьем. Раскрывая под ногами настоящего призрачный лотос, освобождая силу разрушения.

Он словно сражается с призраком и на месте только сто сраженных копий появляются другие, становится ясно как именно проиграл каждый из златиусов. Измор, даже сам Дань Хэн чувствует, что устает, что это не его поле битвы. Так странно осознавать, что здесь, возможно, оборвется его рождение и он вернется в яйцо Видьядхар, чтобы вновь родится в Чешуйчатом ущелье и забыть все. Жаль, он так и не смог узнать Блейда лучше, понять его, помочь справится с проклятьем. И словно откликнувшись на мысленный зов, перед взором расцветают алые цветы смерти. Цветы что всюду сопровождают его, Охотника за Стеллароном. Его преследователя и его любовь?

Дань Хэн замирает, наблюдая словно в замедленных кадрах, как тело Блейда пронзают мечи, слышит это тихое – ″Живи″ – И застывает с ужасом смотря как, тухнут ало-золотые глаза. Почему все обернулось так? Откуда здесь было взяться Блейду? Он ведь должен быть рядом с Трионой у купален. Наследник Постоянства едва успевает поймать безжизненное тело охотника, прижимая к себе, чувствуя, как горячая кровь пропитывает одежды. Пробуждая воспоминания.

Неудавшийся ритуал, пронзенное тело Инсина на его руках, кровь что жжет руки сильнее огня. Хриплый голос что просит, Живи. Но разве он может? Разве он в праве?

Хочется взвыть раненным зверем, в ушах набатом стучит собственный пульс, Воды словно откликаются на его безумие, на захлестнувшую боль, что кажется затуманивает разум. Все повторяется снова, из-за него погибают те, кто должен жить вопреки всему.

— Почему снова ты? – Безжизненным голосом шепчет Дань Хэн, прижимая к груди безжизненное тело охотника, поднимаясь над водными потоками, что, откликаясь на небрежное движение руки, рождают смертоносные вихри, усиливая бурю, поднимая разрушающие все на своем пути волны. Поглощая силы Пожирателя Луны, освобождая силу разрушения что таится в его теле как наследника Постоянства. Ему не нужен мир где не будет Блейда, такое простое, ясное осознание, рождает все новые волны, топя Похитителя пламени, проекции и оригинал, одного за другим.
Блейд ушел, он отправится за ним и своего противника с собой прихватит.