not a soul would look up // the river
За впечатляющий стабильностью пятнадцатилетний профессиональный стаж репортёра «Пророка», Вера Фоули успела превратиться в тот тип персон нон-гранта, видеть которых на светских раутах никто не хочет, а обойти приглашением не может. Сыграла роль и безукоризненно вздорное семейство Веры — список двадцати восьми, громкий делёж наследства в виде завода бренди меж двумя братьями, дочка, избравшая карьеру журналистки. Отцу новость нанесла непоправимый удар — неделю его отпаивали успокоительными зельями и выписывали настой липы. Все потенциальные возможности смягчить урон, который Вера семье нанесла, она невозмутимо проигнорировала — статус политической журналистики повис дамокловым мечом над местом в завещании. Вычеркнуть дочь отец так и не решился — непримиримостью Вера пошла в него. Впрочем, тяжких переживаний на сердце она предпочла не брать — оставался брат, от выходок которого отцу начали ставить банки компрессами.
Острое перо и хорошо подвешенный язык снискали Вере уважение коллег и ненависть главреда. Первые три года в «Пророке» половину статей Веры Кафф перечёркивал чернильными кляксами и заставлял переписать, пока не одобрял нечто приличное. В первые три года в «Пророке» Вера окончательно разочаровалась в жизни, политике, общественных движениях и всяких пустозвонных благородных понятиях вроде «джентльменского соглашения», «альтруизма» или же «благотворительности». Её блокнот пропах желчью. В «Пророке» Вера задержалась надолго — жуткие воспоминания о трудовых буднях в «Спелле» и «Ведьмополитене» приходили к ней ночными кошмами. Однажды ей пришлось написать разворот о помадах с добавлением жаброслей, которые позволяют создать на губах неповторимую сияющую текстуру, что превратит вас в незабываемую звезду любой вечеринки.
В начинаниях и выходках в духе «не переодеться к ужину» её извечно поддерживал Кассиус Обскурус. Это было дружбой с первого взгляда — они, как ищейки, учуяли друг в друге ведомого и ведущего. Кас с потрясающим цинизмом поливал критикой каждую её писанину, называя эксперименты не пробой пера, а переводом бумаги. В нём, как и во всяком потомственном издателе, цвёл и пах дух редактора, жаждущего как можно изящнее и филиграннее размазать автора по стенке. С Верой у него получалось — по крайней мере, в школьные годы. На том они и сошлись.
К тому же, Кас никогда — никогда в жизни — не критиковал Веру за предпочтения в постели, зато всячески сносил бессердечные колкости о собственных вкусах в женщинах. Семейная драма пожирала его с каждым годом всё больше, и в какой-то момент Кас начал пить. Вера тогда столкнулась с беспощадной реальностью: спасти утопающего мог только он сам. Ничего не помогало вправить Касу мозги, и Вере оставалось лишь наблюдать и оставаться рядом. Появление вдовствующей миссис Фернсби в жизни Каса вселило в неё зыбкую надежду на счастливый исход.
[Вдовствующая миссис Фернсби оказалась Мартой де Бовиль, а на имя Айвора де Бовиля в «Пророке» было наложено негласное вето. В какой-то мере, во время греческих каникул после помолвки Каса, в Вере проснулся животный инстинкт детектива — довольно быстро она ознакомилась со слухами, что мужья Марты ушли из жизни не по собственной воле.
Марта Фернсби была воспитана в лучших традициях сосланных на острова британских леди и не переступала грань ненавязчивого юмора. Марта Фернсби не пила виски без льда, могла в меру поддержать любую поднятую тему и не опускалась до вульгарных замечаний. Марта Фернсби никогда не подбирала наряды, к событию не подходящие, и поддерживала переписку с настырным Горацием Слагхорном. Когда Вера узнала, что в семнадцать Марта сбежала с бедствующим сиротой-полукровкой хит-визардом, то ушам не могла поверить.
Их неторопливые прогулки и беседы об античных трагедиях и креольских магических традициях довольно быстро переросли в роман. Чувство вины колючей цепью оплело совесть Веры, пока Кассиус, не спасённый даже браком, упрямо продолжал опускаться на дно бутылки. Как именно он погиб, чета Обскурус предпочла умолчать. Тогда, на похоронах, под тенью кипарисов и под взором немых мраморных плакальщиц, Вера стряхнула с сигареты пепел и впервые задумалась: а что, если...
Пока нарастала война, кончик пера Веры заострялся. Она не стеснялась в выражениях и продолжала пробивать Каффа. В какой-то момент она решила посотрудничать с подпольной журналистикой и анонимно писать для независимых оппозиционеров — платили там замороженными пирогами и пивом, зато публиковали её статьи без единой ремарки. Связь с Мартой потерялась. Пологие холмы Кента и поцелуи в гостиной «под Морриса» Марта предпочла очередной брак и надежду на сына. Тогда Вера решила, что не сможет её простить.
Окончание войны не остановило поток работы, а недовольство общества нарастало. Вера стала писать чаще, злее и безжалостнее. Некоторые памфлеты отказался публиковать даже старинный приятель, заядлый и прирождённый левак. Тогда пришлось остановиться и ненадолго выдохнуть. Тогда миссис Марта Забини вновь пробежала перед ней паучьей тенью. Вера почувствовала хладное дыхание Кваку Ананси на плечах.
Марте достаточно было одной фразы, чтобы Вера не нашлась с ответом: я так скучала.
» ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Заявка в пару и в эндгейм. Если вам вдруг показалось, что здесь есть налёт фильма Summerland — вы не ошиблись. Если разглядели ненавязчивую Агату Кристи — всё так.
Мне хотелось, чтобы заявка вышла общей и примерной; здесь только образ Веры, но Вера — это резкий порыв ветра и хлёсткий удар. Вера умеет и убить, и исцелить словом, в этом — её сила и оружие. Готова обсуждать все детали, что-то менять, что-то подправлять.
Во время развития самих отношений Вера намеревалась в том числе узнать, действительно ли Марта убила своих прошлых мужей. Об этом я чуть подробнее расскажу в личных сообщениях, но мне хотелось бы оставить эту толику детектива в их истории — когда твой любимый человек закрывает створки кухонного шкафа, а ты гадаешь, яд там или сахар.
Раасставались Вера с Мартой ненадолго. У них в принципе каких-то скандальных расхождений не было — Вера упивается собственной весьма неприглядной репутацией и не отступает от принципов, у Марты есть личные желания и кое-что ещё. Это не подростковая пьянящая любовь, а чувство, окрашенное в том числе горечью и сожалениями ошибок прошлого — и понимаем будущего.
Но на самом деле у них будет хэппи-энд: уедут на Карибы и будут воспитывать Блейза и четверых аллигаторов.
Вера — это сильный, умный, едкий персонаж, с талантом к злоупотреблению сарказмом, полная скептицизма. Она — самая британистая британка на свете, одновременно и презирающая чопорность, и являющаяся выходцем из этой самой чопорной среды. Полюбите её так же, как люблю я — в неё невозможно не влюбиться.
Я не самый быстрый соигрок, но что я точно могу обещать — бесконечную любовь к этой истории и стабильность. Я очень, очень, очень люблю своих девочек.
По техдеталям — пишу в третьем лице, прошедшем времени, без птицы-тройки, экшон не планируется, к себе не привязываю, в глобальный сюжет не лезу. Приходите в гостевую, я сразу же прибегу, обменяемся постами и всё обсудим.
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
