только сменился на Терри, представлю, как будет от его лица.

Управление переживает потрясение и очевидно, та буря, что началась и принесла с собой столько разрушений, не скоро ещё забудется. Сначала глава судебной медицины оказывается серийным маньяком, подделывающим результаты вскрытий, по которым работал. Затем на судебный департамент Нью-Йорка обрушиваются сотни апелляций от осуждённых, по делам которых Рудник давал заключения. И как только всем показалось, что город, как и всегда, с этим справится, сможет отбить атаку всеобщего бешенства, новая проблема нарисовалась. Не в моих правах диктовать старшему детективу, как работать, что чувствовать и какие решения принимать, в конце концов, Роллинс дольше работает. И может быть, могла дать мне фору, в том особенно, как общаться с жертвами, как понимать всю их боль и завоёвывать доверие. С женщинами, особенно. После того, что с ними сделали мужчины.
Мне нравился стиль работы Аманды, я знал, что капитан Бенсон доверяет ей и наверное, это было самым важным, мы должны были доверять чутью командира. К тому же, всё происходящее по этому делу, так или иначе, контролировалось ею. Мы, её детективы, не должны были спорить, даже если плохо понимали, честно говоря, насколько разумны были происходящие действия. Роллинс говорила, что нашла общий язык с Йейтсем, что начал ей вдруг, по внезапно возникшей дружбе вываливать все подробности существования Карла Рудника, его старого студенческого приятеля. Каков вообще шанс был, что два серийных маньяка познакомятся на одном медицинском потоке?
Но мы с Манси привыкли работать с бандами, где действуют другие правила, а Фин весьма однозначно выражался на тему того, что если Бенсон одобряет те или иные действия, нам не стоит настаивать на лишних разъяснениях. И лучше послушать старших детективов, опыт в работе у которых гораздо больше, не говоря уж про этот отдел. Мне просто было взаимодействовать с наркодилерами и главарями банд, но все эти игры и танцы с маньяками, у которых особенный тип психики...Я привык действовать грубее до того, как присоединился к отделу по работе с жертвами. Старался понимать всё как есть, учился у Тутуолы, Роллинс и Бенсон, и не особенно лез в дела, не касающиеся наших расследований. Даже если обсуждали как-то с Грейс  в баре, что это действительно странно: и Йейтса, и Рудника перевести в общий блок, в свободное общение со всеми. Друг с другом тоже.
Впрочем, дело когда было закрыто, оно вообще, вроде как, перестало к нам относиться. Мы занялись другими десятками преступлений, происходящих в Нью-Йорке каждый день, некогда было думать о ком-то, подобному бывшему главе судмедэкспертизы. До тех пор, пока он не исчез Грин-Хейвен, на пару со своим старым другом, на котором числилось то ли девять, то ли одиннадцать жертв. Лично я присоединился к спецкорпусу после того уже, как тот же Йейтс был задержан и не слишком интересовался им, честно говоря. Знал конечно, что он чудовище, не заслуживающее ничего, кроме казни, но не делал из этого предмет своего интереса. Слишком много всего было в отделе, к которому присоединился, слишком много ребят, которых хотелось запихнуть куда-нибудь в Синг-Синг и забыть о них навсегда. Бенсон была права, ещё в нашу первую встречу, когда узнала, что я не был одним из тех, кого они искали и просто работал под прикрытием. Часто всё не так просто, как может казаться. Я имел вес, будучи Q, всего несколько человек во всём управлении знали моё имя, что означало только то, что работу свою я  хорошо делал. Без лишних нареканий. Но всё это, как ни странно, практически утратило смысл, начальник МакГрат когда решил, что я после окончания своего дела должен присоединиться к спецкорпусу, в качестве замены одному из ушедших детективов. Не то место оказалось, где стоило лгать всем участвующим лицам, а потому, от массы дурных привычек пришлось избавляться. Множеству новых правил пришлось учиться, почти начинать заново, когда речь шла про все эти игры с извращенцами и травмированными жертвами. Я сталкивался с ними раньше, видел происходящее и отходил в сторону, не мог потому что раскрыть  себя. Мне никогда до того не приходилось слышать все эти истории, сквозь собственную шкуру пропускать все их чувства. Это действительно оказалось тяжелее. Это действительно оказалось иначе. Я видел жестокость и я умел работать с жестокостью. Не с болью. Когда ты проставляешь акцент на чём-то другом, всё выглядит совершенно иначе.
Так что, в определённом смысле я был согласен, что мне стоило учиться у Бенсон, Роллинс и Тутуолы долго ещё, всему тому, что они научились за двадцать лет в этом отделе. И не всегда понимать, судя по всему, чем именно они руководствовались в своих действиях. Общение с такими, как Йейтс, позволение им поблажек, попытки сделать вид, что с ними можно общаться нормально и делиться чем-то личным...Для меня это всё ещё непонятно, на самом деле. Я понимаю правила банд, сам примкнул к ним, будучи подростком, всю эту грубую жестокость и насилие, жизнь на борьбу с которыми положил теперь. Но они - вовсе не тоже самое, что кто-то, с таким же извращённым мозгом, как и Карл Рудник. Изнасиловать и убить двух девушек и притворяясь ими съездить в парочку стран, чтобы засвидетельствовать их возвращение домой. А после - стать судмедэкспертом и пятнадцать лет вводить в заблуждение, не давать усомниться в себе никому, начиная от коллег рядом и до десятков профессиональных детективов, чьё чутьё обострено до максимума. Сотни подложных заключений, множество неопознанных трупов, расчленённые девушки, чьи тела полиция вылавливала из воды и вытаскивала на берег.
И всё это был человек, давший когда-то клятву врача. Говорил с собой и смеялся над всеми следователями, что ему верили. Столько преступлений, совершённых прямо у них под носом и даже мысли ни у кого не возникло. Может быть, не было оснований подозревать что-то подобное, но даже интуиция ни у кого не сработала. Это ли не странно, в свете всего?
Но в данный момент у нас проблема не в том, как все облажались разом, а в том, чтобы найти Рудника и Йейтса. Все силы Нью-Йорка на это брошены, но вряд ли есть что-то осмысленное в том, чтобы офицеры вглядывались в лица прохожих и просто надеялись на удачу. Два криминальных психопата, оба с высоким интеллектом, не пойманные годами, несмотря на всю вызывающую природу их преступлений. Не слишком простая задача. Если не найдём, от чего двигаться, то не поймём и в какую сторону, как правильно сказал сержант Тутуола.
А ещё, к нам на помощь прибыли копы из Чикаго, взявшие когда-то Йейтса, в качестве вспомогательной помощи, что сейчас не помешала бы очевидно. Сотни офицеров, выбравшиеся на улицу, не помогут в поимке таких, как Рудник и его старый друг. Нужны те, кто смогут разобраться.
Да и приказы капитана, как таковые, не обсуждаются. Как раз решили навестить психолога Йейтса и Рудника, у которого они проходили совместную групповую терапию, когда узнали, что та третьи сутки не выходит на работу, сославшись на сильное гриппозное состояние. Ничего такого, вроде бы, все люди умеют болеть. Вот только, подкосило её за  сутки до того, как случился побег, а потому, во всей сумятице и неразберихе, не разобрались сразу. Допросили каждого сотрудника Грин-Хейвен, что находились на тот момент в  здании, но сотрудники, что не пересекали порога тюрьмы в тот момент, остались не под подозрением. Кто-то должен был помочь сбежать этим двоим изнутри, а обстановка была такая, что не удивительным было упустить детали. К тому же, всех сотрудников проверять стали на поступления  денежных средств, насколько смогли получить ордера, причастность к этим двоим и всё прочее. Дорогая миссис Броунин была образцовым сотрудником и никаких связей не имела с этими двоими, не стояла в первом эшелоне подозреваемых. Кто-то очевидно должен был помочь изнутри, все понимали. Просто в Грин-Хейвен сотни сотрудников. А все буквально с ума сошли, когда два максимально опасных серийных убийцы сбежали.
Но Бенсон объединила копов из Чикаго и наш отдел, призывая действовать здраво, не поддаваясь общей истерике. Так и решили, что опроса в три строки, что провели офицеры полиции в день побега этих двоих, дома у Броунин недостаточно явно. Была дома, с красными глазами, платком у носа и настолько плохо выглядела, что девочке-офицеру стыдно было её трепать, судя по всему. Так и записала, что психолог этих двоих не знает ничего, находилась дома на момент опроса, дома у той никого не было и на том вроде бы всё.
Вот только, ни мы, ни коллеги из Иллинойса не посчитали, что это действительно звучит как-то правдоподобно. Кто ещё, как не профессиональный психолог, пол года работающий с двумя серийными убийцами на их совместных групповых занятиях, может что-то знать? И Манси, честно говоря, правильный поставила вопрос. Никто не выяснял, насколько близко контактировали Йейтс и Рудник на её занятиях, никто не спрашивал, докладывала ли она руководству, что два серийных убийцы, знакомые ранее, нашли общий контакт. Может быть, без раскрытия тайны групповых занятий, но если ситуация может стать опасной, руководство тюрьмы строгого режима должно было знать ситуацию. Этого не случилось, два маньяка сбежали, постоянно встречаясь на групповой терапии и это очевидно, стоило того, чтобы задать нужные вопросы.
Думал, что меня отправят с Бруно или Манси, предпочёл бы быть может, вторую. Её обаяние и женское понимание, на пару с моей прагматичностью. Могло сработать. Но сержант Войт из Чикаго сам вызвался поехать к психологу, явно раздражённый происходящим, а от спецкорпуса отправили меня. Понятия не имел, каков стиль работы того, с кем меня Бенсон отправила, но она ему доверяла и постоянно была с ним на связи, судя по всему. Так что, вопросов не задавал особенно. Ситуация без того была напряжённой и всё, что оставалось, так это это быть единой командой.
Стучусь громко в дверь миссис Броунин, несмотря на поздний вечер, демонстрируя серьёзность намерений. Те, кого можно будет развернуть на пороге, проявлять будут меньше настойчивости. Бросаю взгляд на сержанта рядом и друг друга понимаем без слов, в принципе. Окна горят, машина психолога у дома, только не слышно как-то, чтобы кто-нибудь спешил к двери. Сымитировать "никого дома нет" не получится.
Стучусь до тех пор, пока не начинается наконец шевеление за дверью и она не распахивается, наконец-то. Красные слезящиеся глаза, снова платок у носа, демонстративно громкое чихание. Не верится почему-то, хоть не имею ни одного повода для недоверия к ней.
- Миссис Броунин, полиция Нью-Йорка, специальный корпус. Демонстрирую значок, вижу прекрасно, как разглядывает коллегу из Чикаго и прежде, чем начнёт задавать вопросы, сам его представляю: - А это сержант Войт. Нам нужно войти. Есть вопросы. Намеренно не конкретизирую, откуда прибыл глава отдела расследований из  Иллинойса, здесь не их юрисдикция особенно. К тому же, странно реагирует наша психолог на то, как я его представляю, мне кажется. На уровне инстинктов или ощущений, словно где-то слышала уже его фамилию.
- Мэм, это не займёт много времени, к тому же, ваше руководство обещало полное содействие со стороны своих сотрудников, учитывая неординарность ситуации. Улыбаюсь широко и дружелюбно, не демонстрируя никакой угрозы. Не нравится мне почему-то эта женщина, хоть психологи, по моему мнению, те самые  люди, которым должны доверять. Она работает с теми, кто работает в Грин-Хэйвен. Для этого, мне кажется, какой-то особенный уровень должен быть, чтобы они могли с тобой работать на психотерапии. Впрочем, я не разбираюсь с этим досконально, нам с сержантом Войтом просто нужно допросить миссис Броунин и узнать, что ей известно.
Входим в симпатичный довольно дом, ничего подозрительного на первый взгляд. Улыбаюсь только миссис Броунин, демонстрируя абсолютную к ней лояльность. Сержант Войт тоже так поступает, мне кажется. Впрочем, не на нём концентрируюсь, а на том, чтобы разглядывать обстановку, вроде как, из банального любопытства. Хотя, не знаю, что искать, но осмотреться определённо нужно.
- Миссис Броунин, я... Вижу, как сержант Войт перехватывает инициативу и замолкаю, не стараясь влезать. Пусть задаёт вопросы, тоже прекрасно понимает, что делает, в разы дольше меня работает и старше по званию. А я понятия не имею, на чём сконцентрироваться, но не доверяю почему-то совершенно этой тётеньке. Не стал бы душу перед ней раскрывать, будь даже простым и банальным преступником. А будь я гениальный психопат,  манипулятор и серийный убийца?
- Боже, идиотская газировка. Сжимаю руки в кулаки мимолётно, демонстрирую легкую степень напряжённости. А сразу после - чувство легкого стыда, обращаясь к хозяйке дома. - Миссис  Броунин, очень неудобно, я понимаю, что это непрофессионально, но, не подскажете, где у вас тут....ну.... Вижу прекрасно, что внимание её всё равно почему-то на сержанте Войте сконцентрировано, по непонятной совершенно для меня причине, но это как раз отлично. Понятия не имею, что собираюсь искать, но дом очень много может сказать про его хозяина. И это даже хорошо, что коп из Чикаго занимает почему-то  весь интерес сейчас, хоть знакомы они могли бы быть вряд ли. Впрочем, не знаю. Не так давно присоединился к спецкорпусу, а капитан Бенсон говорит, что они с сержантом Войтом более, чем давние знакомые. А ей не доверять не вижу ни одного повода.
Не собираюсь в туалет и не отправился бы на допрос к важному свидетелю думая только о собственном мочевом пузыре, так что, просто получил хотя бы малейший повод осмотреться, сержант Войт пока проводит допрос. Может быть и не даст мне это ничего, и психолог двух серийных маньяков, что на её занятиях сидели вместе и проговаривали собственные проблемы, не знает ничего. И болеет уже  какой день, и не рвётся в департамент управления наказаниями, чтобы сообщить всё, что знает о том, чем Йейтс и Рудник делились. Потому что болеет.
Многие верят во врачебную тайну или психолога, я не знаю, но для меня это бред. Любой нормальный врач, душевный или физический, предпочтёт спасти людей, а не молчать. Тем более, речь когда идёт о пенитенциарной системе. Все находятся там потому что установлены как опасные. Не может быть, мне кажется, никакой тайны. Особенно, когда два серийных убийцы на свободе и держатся за ручки.
Прохожу мимо кухни в сторону туалета, на который указали и вижу сложенные друг на друга формы для запеканки, на столешнице. Ничего, вроде бы. Но кому, к чёрту, может понадобиться столько одинаковых форм для запеканок? Они же не одноразовые.

...За окном серость и дождь, картинка размыта, едва ли различима из-за текущей по стеклу воды. Где-то там мелькают проблески светофоров и уличных фонарей. Из приоткрытого окна тянет влажным свозняком и прелой листвой.
Однообразная картина последних дней. Сентябрь как-то уж больно шустро вошёл в роль стереотипной унылой осени.
Впрочем, не имеет значения, что там за окном, на улицей, если осень закралась в самую душу, растворилась в крови.
Разумеется, из-за внезапного ухода Кота Нуара переживали все: хоть обычные гражданские, хоть герои так называемые [горстка подростков, которым на плечи возложили/предложили ответственность иногда непомерную, но они привыкли, им нравится чувствовать себя полезными и нужными: ведь многие из нас боятся просто жить, без этого чувства нужности не видят смысла жить, даже если смертельно устают].
Но особенно тяжело его уход переживает Ледибаг. Маринетт. Которая злится, отчаивается, упрямится, делает вид, что всё в порядке, просит ни о чем не спрашивать, осекает всяческие разговоры об этом. Холодно смотрит в лица журналистам и в их камеры, вспышки которых слепят её, но она продолжает натянуто вежливо улыбаться. Хотя уголок её губ нервно дёргается, словно она готова в следующий миг укусить приставучих кошек, которые лежут не в свое дело сверх меры и надоедают глупыми вопросами. Если б она знала, она бы может и рассказала... а может и нет, зависит от обстоятельств.
Но... Маринетт явно выходит все больше из-под контроля. Она словно ни о чем больше не может и не особо хочет думать.
Зои понимает её усталость, огорчение, шок из-за его ухода, понимает её вспышки гнева. И просто старается ее осторожно успокаивать, усмирять. Мари... ну, она разная. Может быть заботливой мягкой сестрой или ласковой мамочкой для своих друзей, но порой она как самая строгая и жёсткая мать. Все коротко и по делу и лучше не спорить. По жопе получишь и в угол поставят. И не факт, что образно. И не факт, что только в костюме красном в чёрное пятнышко.
Зои может бесконечно восхищаться её боевым духом, вдохновлённостью, смелостью. Может бесконечно сопереживать и успокаивать, когда Дюпен-Чен начинает стремительно закипать... но какой с этого толк, если на самом деле её, Зои, "может" - на деле значит "не может ничем помочь нихуя"? С Альей, умеющий охлаждать пыл, Маринетт поссорилась, а Буржуа в отличие от своей сестры и матери,  слишком пассивная и мягкотелая. У нее нет сил и почему-то особого желания бороться с любимой девушкой. Зои просто не знает, что ей делать, что говорить. Ей кажется, Мари не слушает и не слышит. Мари не видит ее. Она лишь хочет, чтоб Кот Нуар вернулся, чтоб он снова был её лучшим партнёром в этой герой кой игре. Ей кажется, Маринетт раздражают её помощники, мешаются, под ногами путаются.
У Зои слишком мало сил. Было.
И их совсем не осталось, когда телефон запищал сообщением от Альи: "включи телевизор срочно!". А по телевизору она - Ледибагнуар или как еще назвать. Самоуверенно заявляет, что она сможет удержать в узде две такие огромные силы. Только она.
Зои протяжно шумно вздыхает, оглядывает тёмную комнату. Вечереет, и так весь день пасмурно, а она так и не включила свет.
Нет. Это всё иллюзия счастливой жизни и романтических отношений.
Маринетт/Ледибаг не нужен никто, кроме её Кота.
Это даже не обида или ревность. Это просто факт. Он исключительный. А Зои - нет. Впрочем, ничего нового, Зои привыкла к этому факту. Мама это знание вкладывала в их с Хлоей головы чуть ли не с утробы.
Зои недостойна быть рядом, она не Кот Нуар.
Она устало вздыхает, собирает вещи и уходит молча. Без криков, скандалов.
Без записок.

...Ее дневная дремота оказалась недолгой и пустой. Как ни странно, кошмаров из-за непростого разговора с сестрой не последовало. Зои была готова к разным поворотам. Не сказать, что сестру и мать она знала в идеале... но это... это сложно объяснить. Наверно, она просто верила в Хлою как в отдельную от Одри личность, просто нужно время, чтоб Хлоя реально отделилась, и Зои готова была ей это время дать и ждать, не бросаясь нелепыми обвинениями и обидами.
Просто сестре тоже нелегко, и это видно.
В ней боль, и не такая уж сильно затаенная, проблема в том, что люди, Хлою окружающие, эту боль видеть и замечать не хотят. Они привыкают наивно думать, что если кто-то в роскоши живет, то трудный характер - следствие одной лишь избалованности. Но все намного сложнее. И пусть мало кто поверит Зои, сочтут милой наивной малышкой, которая сестру просто пытается оправдать, Зои плевать, за кого ее будут держать саму. Она просто не позволит говорить про нее гадости. Она не маленькая и не глупая. Она Хлою не идеализирует, но верит в нее. Верит в ее многогранность, которую большинство не видит.
Но это их проблемы.
Поэтому пусть младшая Буржуа и вспылила немного - ну с кем не бывает, правда? - она не обижается на сестру и не боится ее. И кошмары ей не снятся из-за такой мелочи, какой бы Зои ни бывала нервной и мнительной.
Так или иначе, дремота сползла медленно и постепенно, расщеплеямая ярким солнечным светом, проходящим сквозь большое окно. Этот свет щекотал ее веснушчатое лицо и заставлял морщиться и жмуриться, словно ленивую кошку. Однако чаще часах пятнадцать:двадцать, еще, можно сказать, середина дня. Девушка потерла лицо и осмотрелась вокруг. Дверь закрыта? Зои поднялась с постели, подошла к двери и прикрыла ее, выглянула в коридор. Никого. Дверь не была закрыта на замок, значит, кто-то просто так позаботился о том, чтоб никто не разбудил девчонку. Она рассеянно улыбнулась, будучи почти уверена, что это папа или сестра, потому что матери такие жесты не присущи. Она б скорее разбудила, пришла бы с каким-то скандалом и новостями моды, критикой одежды младшей дочери, а потом ушла бы, оставив дверь раскрытой нараспашку. В крайнем случае, дверь мог прикрыть дворецкий Жан, который всегда дружелюбно и далеко как-то по-родственному относился к дочерям своих господ.
Зои снова прикрыла дверь, после чего отправилась в ванную, принять быстрый душ. Затем на скорую руку высушила волосы феном, собрала резинкой в хвост и переоделась, а затем, взяв рюкзак с небольшим количеством самых нужных вещей и закрыв комнату на ключ, вышла в коридор и позвонила папе, сказав, что хочет сходить погулять. Ей едва удалось отговорить посылать с ней сопровождение и от лимузина отказалась. Ей не хотелось поездок, ей хотелось размять ноги.
Довольно вскоре ей захотелось есть, что она поняла по журчанию желудка, которое прозвучало слишком громко. На нее даже оглянулась женщина средних лет, заставляя смущённо покраснеть и отвернуться. На счастье, через дорогу виделась витрина пекарни. Выглядела она весьма эстетично, так что Буржуа просияла, дождалась, пока светофор даст ей зелёный свет и направилась к вожделенному заведению, вошла, звякнув колокольчиком, и поглядела вокруг. И чуть не села на месте от густых сладких и не только ароматов, едва успев сглотнуть слюну. Похоже, она была ещё более голодная, чем ей казалось ранее. Что выбрать?
За кассой сидела приятная женщина среднего возраста, кажется, несколько азиатской внешности. Глаза ее смотрели доброжелательно, она лишь произнесла спокойно и не стала торопить. Да и Зои пока была единственной посетительницей, так что и спешить вроде как некуда.
- Здравствуйте, мадемуазель, - вежливо поздоровалась женщина.
- Здравствуйте, мадам, - несколько робко ответила девушка.
Тут колокольчик зазвенел снова, а дверь открылась, и в нее несколько неловко попыталась протиснуться девушка с небольшим ящиком яблок. Одно из них выпало на пол, прямо под ноги нововошедшей, заставляя ее покатиться и практически упасть, но Зои наконец соориентировалась и перестала тупо смотреть на происходящее, придержав девушку за запястье и локоть:
- Хэлооу! - от неожиданности она даже заговорила по-английски, потому что слишком давно не была в Париже. - Осторожнее! Ты не ушиблась? Извини, надо было мне открыть и подержать дверь, чтоб ты могла войти, но я сегодня не очень хорошо соображаю после перелёта, - снова французский, но всё еше не очень уверенный. Смущённо, даже немного виновато, Зои отвела взгляд.

Понятия не имею, как разговор этот начать лучше, вряд ли есть действительно подходящие слова, что ситуацию смогут сгладить в самом начале. Зато уверен, что разобраться с этим нам всё-таки придётся. И лучше сегодня именно, пока всё не обострилось само по себе, как бывает обычно, не стало известно откуда-нибудь не от нас, как случалось уже.
Я понимаю прекрасно, что и в первый раз, как только случилось всё, должны были с Эррерой тем поделиться, как с частью моего прошлого и лучшей подругой Майи, потому что так действительно было бы правильно. Но дни шли, мы с Бишоп отвлекались друг на друга и постоянно откладывали не самый простой разговор, в котором расписаться бы пришлось, чем занимаемся за спиной Энди. Даже если это она со мной порвала и вроде бы, я никакой моральной ответственности нести не должен был за всё то, чем занимался в свободное время. Как и Майя, вроде бы, обязана не была отчитываться за то, с кем кувыркается, когда есть такое желание.
Но мы правда усложнили всё в тот раз, ничего не сказав, заставив Энди всё узнать случайно, словно намеренно действовали за её спиной, а потому, в этот раз исключительно правильно всё сделать решили. Теперь особенно, когда всё за последние пол года не стало проще, между нами троими. И всей остальной частью, если говорить о капитанстве Майи, с того самого момента, как она приняла его. Бросила меня, только бы перед шефом обвинить в излишних чувствах, а значит - недопустимой слабости. Приняла место, обещанное её подруге с самого детства, даже если было в этом звучании нечто неправильное. Всю команду против себя настроила, демонстрируя не столько властность, сколько способность унизить скорее, в свете всех её действий.
Даже если едва - едва начала признавать собственные ошибки, спустя столько времени, оставшись наконец в одиночестве. Может быть не был в её глазах никогда лучшим парнем на планете, но и вспомнить не так уж многих можно было бы, кто действительно к ней относился серьёзно. Может быть Энди и была конкуренткой на пути к собственным целям, но всё же, лучшей подругой, как ни крути. А вся остальная часть была нашей семьёй, без исключения. Нельзя было поступать так грубо с каждым из нас.
И если то, что она говорит мне сейчас о чувстве собственной вины перед нами всеми - правда, то тогда это действительно хорошо. Потому что иначе, вне зависимости от чувств моих к ней, мы вряд ли смогли бы хоть что-нибудь исправить. Я понимаю, что к ней испытываю, с тех времён ещё, что она назвала "не отношениями" и несмотря на её поступок не переставал, понимая всю глупость собственного подхода.
Вот только, влечения моего недостаточно было для того, чтобы всё исправилось. И уж точно, не собирался стороны выбирать, кого собираюсь поддерживать в этом противостоянии, что в нашей части сложилось. Энди или Майя, Майя или все остальные, достаточно злые на неё для того, чтобы подзабыть немного, что когда-то они были друзьями. Вряд ли мог от Бишоп отвернуться, раз уж снова встречались и теперь уже с полным её признанием, что так оно и есть. Но и сказать, что Хьюз и Миллер неправы в реакциях своих на её тиранию, тоже вряд ли было бы честно.
Так что, когда она решила, что вместе нам быть всё-таки лучше, чем нет, условия мои озвучены были не только касаемо нас двоих, но и всего остального. Эррера была со мной рядом во все моменты жизни, вне зависимости от того, что в них происходило, с ней же я жил столько времени в последнее время, когда Майя по нам обоим прошлась в ботинках своих и даже не подумала извиниться. Мы несколько раз возвращались к прошлому, сразу договорившись, что для обоих это не будет ничего значить, много говорили о себе и нашей части, о прошлом и будущем, о чём мечтаем. И отношения наши, мне кажется, лучше стали в последнее время, чем когда официально встречались, пусть даже, скрывали всё это от нашей части. Тогда был секс и эмоции, теперь - доверие. Второй раз, на ту же тему, мне определённо предавать его не хотелось.
Что сделал бы обязательно, застань она нас снова где-нибудь в части. К тому же, что съехать от неё собираюсь тоже вряд ли будет сложно не заметить, даже если не сразу из собственной комнаты заберу все свои вещи. Я понимаю, Майя о чём беспокоится, если речь идёт о нас с Энди, вместе с нашим прошлым и недавним ещё настоящим, скрывать которое даже не стал, ревность - не то чувство, игнорировать которое легко, когда оно всё-таки возникло. И если она шаги определённые делает для того, чтобы всё у нас с ней по-настоящему было, то и мне идти ей навстречу придётся, как ни крути. Я не могу с бывшей жить, изредка к ней сбегая, как к любовнице, с которой собственного будущего не вижу. Мы правда в этот раз решили сделать всё нормально, ради друг друга.
Так что, разговор с Эррерой вряд ли откладывать нужно, оттягивая не самый простой момент. Она слишком зла на Майю пока для того, чтобы помнить про дружбу их, а я не хочу меж двух огней оказаться, не имея понятия, какой начать тушить первым.
И мне важно, чтобы обстановка в части нормализовалась наконец, из враждебной превращаясь в ту, которой была раньше. Мы - семья, вне зависимости от того, какие ошибки совершили и кем друг другу приходимся в частности. Стоило бы давно уже решить это. К тому же, мы втроём - руководители наших ребят, нельзя их заставлять разрываться и не понимать, кого слушаться, в конечном итоге. Может быть Бишоп капитан и приказы её не должны обсуждаться, но мы же все понимаем, как это работает.
Пять минут до прихода Майи, если будет пунктуальной и пора уже завести этот разговор, судя по всему, Эрреру предупредив, кто станет нашей гостьей сегодня. Заранее не стал специально, чтобы не успела из дома сбежать, под любым предлогом надуманным, только бы не вести диалог с той. Он у них не сказать, что в последнее время выстраивался хорошо. Любая фраза и конфликт разгорается в полную силу, вовлекая всех в эту бурю, в которой устоять на ногах вряд ли получится. Это всё действительно было пора уже прекратить. И если я - связующее их звено сейчас, то на меня теоретически и возложена эта ответственность.
- Я уже пиццу заказал. Много пиццы. И купил крепкий алкоголь, не парься на тему ужина. Рассматриваю Энди, что на кухне суетится, определяясь с тем, что готовить сегодня и в принципе, намеренно этой обязанности лишил её. Во-первых, не хотелось бы нагружать, пока нам троим есть, что выяснить. Во-вторых, хотелось бы вечеру придать хотя бы немного беззаботности. Ну и в-третьих, вряд ли нож в руках Эрреры - хорошая идея, пока я буду озвучивать, что съезжаю отсюда ради главного антагониста в её жизни сейчас.
Хотя, последнюю шутку вслух вряд ли озвучить придётся сегодня, в конечном итоге.
- Давай вечер проведём более-менее расслабленно, сегодня выходной, завтра тоже. И нам, помимо прочего, нужно серьёзно поговорить, ужин пока далеко не главная проблема. Подобные слова всегда как-то неловко вслух произносить. Хотя бы потому что ты знаешь, что простого диалога не выйдет. И тот, кто их слышит, скорее всего, тоже понимает это прекрасно.
Да и Андреа меня настолько хорошо знает, что вряд ли по оттенкам чувств догадаться не способна, когда действительно хочу сказать что-то важное. Мы ближе, чем это просто можно было бы определить как "бывшие, которые пару раз возвращались к прошлому". Секс можно обезличить, превратить в нечто несущественное, но доверие - нет. То, что сложилось между нами за последние годы, что находимся рядом. Я всегда был с ней рядом, в самые тяжёлые моменты, что приходилось переживать. А она - со мной. Трудно было игнорировать это в угоду другим своим чувствам, какими бы они не были.
- Слушай, у нас сегодня гостья будет, придёт через несколько минут и понимаю, что можешь разозлиться сейчас на то, что её пригласил, но так было нужно. Складываю руки на груди,  Энди разглядывая, до которой вряд ли не доходит сейчас, кто именно это будет. Про Вик так и сказал бы, что она к нам завернёт, как зачастую бывало, с того момента, как съехались. Про кого-то другого тоже и не темнил бы до последнего, просто чтобы Эррера не могла хоть как-нибудь изменить этот факт и сбежать из дома, в нежелании с Бишоп общаться. Ей не трудно это в части делать было, когда та пыталась разговор завести, но в пределах стен собственной квартиры её присутствие игнорировать труднее будет.
И я понимаю прекрасно все её чувства по отношению к Майе, по мне та тоже не меньше проехалась, если в целом. Я опытнее был лейтенантом, чем они с Эррерой вместе взятые, а она обвинила меня в слабости, прямо перед шефом. Я тоже думал, что мы - одна семья, а она бросила меня, даже не признав, что между нами вообще отношения были. И я тоже злился, на всё то, что она делала, в качестве капитана, даже если отмалчиваться предпочитал, в отличии от Хьюз, по привычке своих чувств не скрывающей.
Но никто из нас изменить не мог того, что она всё это сделала. Только отношение к этому и к ней самой. Если у  неё достаточно сил будет для того, чтобы попросить прощения за это всё. По крайней мере, как сделать она мне обещала.
Мои личные чувства к ней принципиального значения не имели, если бы всё остальное не изменилось. И если она в своих ко мне расписалась, то как минимум, доказать это была должна. Что стала другой и будет поступать иначе. Что мне можно ей доверять вновь. Скрывать всё то, что испытывал, было бессмысленно, в свете того, с какой лёгкостью она вновь смогла вернуть всё между нами. Я даже не смог нормального сопротивления этой идее оказать, даже понимая всю бредовость момента. Но начинать хоть что-нибудь, второй уже раз, всё равно на своих условиях собирался.
И мне нужно, чтобы Энди не злилась на нас обоих за то, что снова начали делать с Бишоп. Я был свободен, когда мы сошлись с Майей и был свободен, когда с Эррерой занялись ничем не обязывающим сексом, после того, как съехались. Сразу договорились, что это просто способ провести время приятно и не думать о проблемах, что нас окружают. И даже ревновать друг друга, как таковые, давно уже способны не были, мне кажется, в свете всего. Мне правда импонировала идея её вместе с Салли, раз уж чувства возникли, несмотря на все их проблемы. И Энди, мне кажется, никак не реагировала на то, что я несколько ночей не был дома, после нашей с ней посиделки в том баре, откуда ушёл чуть раньше неё, сказав о том, что с девушкой буду. Вряд ли два и два не сложила, между вечером тем и отсутствием моим в нашей квартире. Но я мог сказать ей  о том, что с "кем-то" и не сразу решился про то, что с Бишоп, пока всю ситуацию с ней не выяснили. Сразу определил той, что никакого больше тайного секса и упрощения до "без обязательств". И лишь только после этого решил с Эррерой поговорить, когда всё стало чуть более-менее определённо. Потому что Майя сейчас враг всей нашей части и Энди лично. Вряд ли это было таким уж простым моментом, не требующим серьёзного разговора.
К тому же, подставлял ту немного всё-таки в том, что всё же съеду в ближайшее время. Не мог сказать ей это за столом и при всех, во время обеда в нашей части.  "Эй, Энди, я понимаю, что ты чувствуешь себя преданной Майей и вы вроде враги, но мы вновь с той встречаемся, и я сваливаю. Передай пожалуйста перец." Всё, что мог Бишоп гарантировать, так это отсутствие любых чувственных моментов между мной и Эррерой. Но не свой побег у той за спиной, без всяких лишних объяснений. Потому что я, несмотря на все свои чувства к Майе, не выбирал её сторону в этом конфликте, всё ещё считая неправой. А просто хотел наконец всё сделать правильно и позволить ситуации в части устаканиться. Мы должны были вновь стать одной командой, так больше нельзя продолжать было.
И если то, что я уезжаю и  мои отношения с  Бишоп могут Андреа показаться проблемой, то это лучше сегодня решить было, не откладывая обсуждения до тех пор, пока они будут лишены уже всякого смысла. Обиды могут лишь хуже становиться со временем, оно в этом ни черта не помогает. Лучше их на корню зарубить.
- Я понимаю, что ты с ней даже разговаривать не хочешь, но поверь, так всё-таки надо. Нам обоим нужно с тобой пару вещей обсудить. Вижу прекрасно, как Эррера напрягается. Вряд ли не догадывается, что диалог об их конфликте вести всё-таки придётся. И то, сколько раз они сцеплялись друг с другом, прямо на глазах у всех, вряд ли хорошим показателем было того, насколько она готова уже идти на контакт. Я понимаю глубину её обиды и чувство предательства, сильно задевшее. Это было непросто. Но с этим всё равно же не жить было ещё как минимум десятилетие.
К тому же, Бишоп  обещала мне, что не будет отстаивать собственную правду больше и это "шеф выбрал меня". И к чёрту гордость, как ни крути. Её поступки привели к ситуации, что на станции царила сейчас. И вряд  ли хоть кто-нибудь не понимал, что продолжать так нельзя. Роберт вовсе слепым не был, в качестве нашего шефа. И если капитан не может подчинённых собрать воедино, а лейтенанты - его же враги, то это очень плохой знак для части. А ещё - проблема, которую ему придётся решать, так или иначе. Чего бы нам всем троим, как мне кажется, не особо хотелось. Решения руководства зачастую радикальны и к одному сводятся - прислать кого-то чужого, кому плевать будет на что-то личное.
- Так что, пицца, алкоголь и решим сегодня все существующие проблемы. Мне есть, что сказать тебе, но сделаю это уже в присутствии Майи, будет честно, если она при этом будет присутствовать. И ей есть, что сказать тебе, а я просто прошу хотя бы выслушать её для начала. Плечами только пожимаю, сокращая расстояние между собой и Энди, зная прекрасно, насколько может сейчас на меня злиться. Потому что не спросил её, нужен ли ей этот вечер. Даже если точно знал, что да. У нас с Эррерой тоже немало сложностей было в своё время, как ни крути. Но их можно в прошлом оставлять, ради чего-то действительно важного, было бы только желание. А они не могут просто перестать быть лучшими подругами, спустя пять лет, из-за того, что в какой-то момент всё пошло не так.
- Только не злись, ладно? Все мы обсуждать ничего не любили, проглатывая собственную злость и делая вид, что всё абсолютно нормально. До того момента ровно, когда она не проявлялась в самый неподходящий момент и всё становилось действительно хуже. Гораздо хуже того, что могло бы быть, если бы мы только научились говорить друг с другом и приносить извинения. Это не так сложно делать, судя по всему, раз уж даже у непримиримой Бишоп со мной получилось. С Энди ей должно быть даже проще. Мне с Эррерой из-за того, что её оставляю, хоть сам предложил вместе жить - тоже. Мы поддержали друг друга в сложный период, но оба не могли застрять только в этом.
Приобнимаю чуть Энди, чувствуя прекрасно её напряжение, давая понять, что всё хорошо, если в целом. Между мной и ней нет проблем, как таковых, мы их не создали. Только обстоятельства вокруг. И я не для того, чтобы вечер ей испортить, пригласил сюда Бишоп, никогда не страдал припадками вредности.
Просто знал, что прав, стараясь подать информацию о нас с Майей ей правильно, а не так, словно это не значило ничего для меня. Просто сложные вечера тоже нужны порой для того, чтобы последующие дни стали лучше.