Fleetwood Mac — The Chain
Удивляет не то, что Коби опять загребают в обезьянник, а то, какой залог требуют за бестолкового братца. Без своей подружки, узкоглазой шлюхи, Коби, конечно же, выйти отказывается. Дежурный коп лыбится Пёрл в лицо - от него несёт несвежим тунцом, рвотой и пóтом - узнаёт и здоровается. Приходится отсчитать восемь лишних банкнот, то, чем планировалось платить за электричество.
Они стоят на пересечении Мишен-Рок-стрит и Третьей. Коби прислоняется к кирпичной арке и затягивается, его подружка подтягивает порванные колготки в сеточку. По пухлым губам размазана вишнёвая помада, и Пёрл самой хочется предложить ей взять в рот за десятку.
- Ублюдок! - рычит Пёрл и залепляет брату оплеуху. - Ты чем, блять, думаешь!
Коби, очевидно, не думает и смеётся в рукав обшарпанной куртки. Мало того, что подрался с вышибалой и расхаживает с геройским фингалом на лоснящейся роже, так ещё и накуренный. Подружка его сползает по стене на асфальт и гремит побрякушками. Пёрл хочется обмотать цепи вокруг её шеи и вздёрнуть прямо на набережной, на рыбацкий крюк - до пирса тут недалеко, минут семь, не больше.
Первые развозчики газет начинают появляться на серых велосипедах. Один из них трезвонит нарочно и посылает Пёрл воздушные поцелуи. Она отвечает взаимностью - средним пальцем.
- Это последний раз, мразь ты конченая, - шипит Пёрл, резко вытряхивая сигарету из пачки, - надоело прикрывать твою задницу. Отель и так в долгах, пускай твоя баба отсосёт охраннику вместо залога.
Минг-Юнь, Инь-Ян, Пинг-Понг - как там зовут эту сучку - приподнимает подбородок и выдыхает дым в сторону Пёрл.
- Вашей дряхлой гостинице давно бы пора пойти на дно. Всё равно от этой развалины ничего не осталось. Устроишь бордель - зови, дам пару советов.
Коби продолжает ржать как лошадь. Пёрл бросает зажжённую сигарету, хватает тупую шваль за взъерошенный хвост и прикладывает головой о стену.
Дважды.
С тех пор Коби не звонит и трубку не поднимает. Джейсон места себе не находит и коршуном кружит вокруг телефона в Синей гостиной. Не перестаёт припоминать Пёрл то утро и повторяет, что Коби так и помрёт, в коробке из-под овощей, под мостом и с бомжами, а они ни сном, ни духом.
- Объявится, - хмыкает Пёрл, заканчивая раскладывать утренние газеты на подносе, - возьмут с травкой - и объявится, позвонит, слёзно станет вымаливать денежки. На этот раз, ты сорвёшься в полицейский участок в четыре утра.
Отец божится, что последний раз платит за сына и вытаскивает его, больше не даст ни цента. Мама вздыхает, с горечью и обречённой надеждой - конечно даст, в этом никто не сомневается.
Но пока что Коби не звонит, а город наводняют грузовики с логотипом «Гиннеса».
Больше ирландцев, Пёрл ненавидит только День Святого Патрика.
Улицы нашинкованы кислотными афишами и лепреконами, а журнал регистрации — пуст на две трети. Пёрл барабанит пальцами по столу и отпивает воды — всё утро отчитывала официантов. Столько раз повторяла, и всё равно запомнить не могут: эспрессо подают в подогретой чашке, без сливок и сахара, со стаканом воды. Как, чёрт возьми, можно такое не запомнить.
Парад принесёт перекрытие даунтауна, лошадиный навоз, платформы с безвкусными цилиндрами, вездесущую радугу (блевать тянет). Бесконечный топот бесталанных танцоров и горы мусора, валяющуюся алкашню на тротуарах. Ирландский оркестр, от которого никакие беруши не спасут, и битое стекло на дорогах.
Пёрл готова мириться с вакханалией богомерзких католиков, если за этот содом им заплатят. В этом году, «Королева Лотосов» заполнена в марте меньше, чем наполовину. Меньше, чем за все марты прошлых лет.
— Кто сегодня заехал? — Пёрл перевешивается через стойку ресепшена, поближе к Мэделин. Рассматривает декольте - груди пружинят и подрагивают, такие тугие лифчики носит Мэдди. Хочешь не хочешь, взгляд не сможешь отвести. Сущая похабщина. У них всё-таки приличный отель, а такому администратору место на трассе.
Мэдди морщит нос и пожимает плечами, отрывается от чтения очередного шедевра некой Кристины Монон. Имена авторов неизбежно меняются («Королева ночи», «Невеста Зорко», «Страсть в джунглях»), стёртые обложки с полуголыми тарзанами и дамами, пожирающими ухажёров ртом, не отличаются.
— Нельсоны бронь отменили. Джонс не отвечает на звонки. Заехали Шекли, мистер О'Райли, Маккененны... мисс Бредфорд, Айрис Бредфорд. Красивое такое у неё имя, я потому и запомнила.
Повисает недолгая пауза.
Губы у Пёрл дёргаются и изгибаются в ухмылке. Вот так сюрприз. Будет. Для мисс Бредфорд. Казнить нельзя помиловать, осталось решить, где запятую поставить.
Принцессам — всё самое лучшее.
Ирония судьбы: по телевизору в обеденной зале повторяют речь Рейгана перед евангелистами. «Советский Союз - Империя Зла», вещает президент с экрана. У гранитного камина пожилая пара, супруги Бренсон, спорят о том, сухой вышла перепёлка или всё-таки сочной. В дальнем углу, у ваз с орхидеями, мистер Леманн усердно листает газеты (нет полудня - и уже третий стакан виски). Пёрл читает, что банк его отца - банкрот (потому, видимо, он и решает остановиться в обанкротившемся отеле).
Она сидит за самым маленьким и изящным столиком, и белые камелии скрывают половину лица. Столик - уникальный, из орехового дерева, овальный, мозаика инкрустирована в технике pietra dura. Кусочки мрамора расходятся белыми ромашками на чёрном фоне, ножки с выпуклым резным орнаментом оканчиваются фарфоровыми колёсиками, украшены подвесными колокольчиками и мясистыми листьями аканта из меди.
Столик стоит целое состояние. Её платье, пожалуй, дороже.
Пьёт чай.
Пёрл подбирается сзади.
- Надо же, вот это встреча, - тянет она и удивлённо хлопает ресницами, - вот те на. Как тесен мир! Я присяду? - уточняет она после того, как плюхается на стул и устраивается напротив. Так, чтобы глаза в глаза.
- Не ожидала встретить тебя в Сан-Франциско! Какими судьбами, Айрис?
Имя жжёт губы. На костяшках пальцев начинают ныть раны - остались от кирпичной стены, когда Мингь-Поньг извивалась угрём и мяукала.
Пёрл не скрывает восторга. Неисповедимы пути Господни, вот и нью-йоркская элита стекается в их скромный уголок. Кто бы мог подумать.