| Тома напоминает Казухе дом. Это известное всем, но такое личное слово, в котором тепло и уют, и надежность опоры, и укрытие сна; и можно выдохнуть, переступивши порог, оказавшись завернутым в покрывало объятий и с улыбчивой благодарностью шепнуть: “я вернулся”, грея ладони у очага красной ткани.
Казуха не любит успокоение оседлости и все же он нуждается в месте, куда бы хотел возвращаться, к человеку, к которому, прислонившись как к комелю, мог притворить бы глаза. Не даром его хаидатэ курчавится рисунком огня, а светлый волос лучится под солнцем — не то пламя, что жжет, а что согревает, разгоняя ярким всполохом тени, рассеяв тревожный томительный мрак.
Казуха никогда не думал украсть его у семьи Камисато. Напротив, он всегда восхищался его безупречной, как будто бы сказочной, верностью, что вдохнуло в комиссию Ясиро какую-то новую жизнь, сделавши чуточку ближе к народу, как если бы, зашевелившись, ожил совершенный пейзаж, став понятно для всех приземленным. Увлечь его в странствия означало бы срезать цветок, обрекая того тосковать по земле, где он мог бы, раскрывшись, подставиться солнцу. Он другой, он оседлый, и вряд ли подходит Томе нескончаемый путь, в котором созерцания больше, чем действия, и нет места тем славным будничным хлопотам, какими тот радостно занят на службе.
Казухе нравится то, что Тома не принадлежит краю вечности, а источает легкость мондштадской свободы. Не закоснелый в привычках, не ревностно верный традициям — он словно привносит движение в стоялую воду, служа необходимым ей оживлением, за которой открытость и незнакомый для знати уют, состоящий в простых, но душевных привычках. Другим непонятно, как можно найти удовольствие в вещах, что приняты считаться рутиной, но Казуха с умиротворением наблюдает за тем, как Тома вяжет и шьет, готовит и чистит, не предаваясь утомительно ритуальному быту, а воплощая его в приятную занятость.
Ему удается все делать с душой: чуть простодушно, но искренне, с таким согревающим мягкий теплом, точно каждая вещь, каждый жест и каждая из возможных улыбок — проникает в озябшее тело горячим напитком... который, быть может, даже пьянит. | |