— ... два, три... вот, пять, — Феликс высыпал пять медяков в ладонь боцману "Бойкой чайки". Бородатый, пугающий шрамом от ожога во всю левую половину лица и грузный мужик средних лет смотрел на молодого мужчину одним глазом из-под кустистой чёрной брови с сединой неотрывно, неодобрительно и нескрываемым подозрением. А ещё с тем особенным выражением лица, которое появляется, когда человеку хочется поскорее отделаться от какого-то не слишком законного или не слишком привлекательного дела, и кого-то, из-за кого это дело и началось. В частности сейчас дело это было из-за Феликса.

— Ладно, нехай подымайся, по плану отправляемся через одну склянку. И чего, зелье точно сварганишь? Такое же, как сам пьёшь? — спросил боцман, жутковато шевеля раскуроченными остатками рта слева, не скрывающими зубов, и прищурив здоровый правый глаз. Левый же был скрыт у него повязкой, и что-то подсказывало беглому рабу, что за повязкой только чернеется провал глазницы.

— А то. Девочки будут прыгать на тебя, одной рукой задирая в полёте юбки, а другой сбрасывая исподнее, — Феликс мимолётом поразился, насколько удивительно легко было обещать что угодно, когда ты в отчаянном положении и должен убраться из страны как можно дальше и как можно скорее. Про Страшилу Брута, боцмана "Бойкой чайки", зельевар услышал сегодня случайно, от двух девиц из посещённого им борделя. Небольшая промывка им мозгов врождённой магией, и барышни не только дали ему, во всех приятных смыслах, "в долг", а, главное, буквально заряд жизненных сил, но и сперва поделились местными сплетнями. В частности про боцмана Страшилу Брута, редкостного урода и страхилата, с лицом, к обладателю которого даже ни одна шлюха не подойдёт за километр: ожог, шрамы, ободранный рот без губ, оголённые зубы слева, глаза нет. Собственно, по этим приметам найти Брута в порту оказалось несложно. Найти подход к нему сложнее, но схожесть в чём-то, а в их случае в той же инвалидности, всегда вела к солидарности.

— На меня вот девки прыгают, а ты только глянь на меня, — Феликс неловко закрыл краденую сумку, где по счастью тоже нашлось немного денег, одной рукой и потряся культей в рукаве: заросший, с бородой и топорщащимися длинными волосами в колтунах, да ещё и в грязной одежде с чужого плеча и однорукий он не внушал ни доверия, ни симпатии, ни расположения, и точно знал, что сейчас без врождённой шлюховской магической силы его бы явно даже проститутки обходили за пару-тройку метров.

— Гляжу, — на безвольно повисший плетью правый рукав камзола, который был беглому рабу явно велик, Брут глядел чуть ли не с завистью. Зельевар прикинул: похоже, прямо сейчас, будь у Страшилы такая возможность, он явно обменял бы своё увечное лицо на потерю руки.

Поднимаясь на борт "Бойкой чайки" Феликс не знал, чего ждать от своего первого в жизни путешествия по воде. Были ли цены за плаванье пассажиром здесь ниже, чем у других, он тоже не знал, не спрашивал у других, потому что не хотелось светиться. Каждый взгляд проходящих мимо него по палубам членов команды был подозрительным и изучающим сверх всякой меры, и убеждение себя в том, что пристальное внимание всех ему казалось из-за его побега, не помогало. Перехваченный громкий шёпот Страшилы Брута и, судя по обращениям, капитана про то, что кто-то "не взял, хотя всегда брал и держал своих досмотрщиков на поводке, а теперь сказал, что пришлёт кого-то?!", когда Феликс приблизился, чтобы спросить, где ему можно разместиться, насторожил. То, насколько быстро и тревожно на него глянул Брут, после ухода капитана, тоже. Хотя должно ли его, беглого каторжника, смущать то, что на корабле, на который он сел, не всё легально? Это и для равусов проза жизни. Главное уехать, как угодно, как можно скорее.

Уходя со Страшилой на тёмные нижние палубы и следуя к спальным местам команды, являвшимися в два ряда подвешенными к потолку палубы гамаками, зельевар решил всё же, повинуясь чутью, рискнуть и прояснить то, что он перехватил из разговора боцмана с капитаном.

— Местные господа требуют слишком много? — спросил Феликс нарочито ровным голосом, останавливаясь рядом с указанным ему гамаком.
— Нда. Старый ставленник в Арнусе в прошлом месяце прихапал много и не поделился, с кем надо, из Халбареза прислали нового, он теперь и выслуживается. Проверки и на таможне ужесточил, сука. Теперь сюда пришлют проверяющего, — ответил Брут, и даже без деталей от его тона и клацнувших слева видимых зубов теперь стало тревожно.
— Это не помешает выйти в море? — не хватало ещё за свои же деньги купить место на судне, которое в итоге не выпустят из порта, да ещё и начнут обыскивать.
— Не отсвечивай, — и за сим Страшила удалился, оставляя своего нового знакомого задаваться вопросами, мучиться догадками и ругаться сквозь зубы.

Худшие предположения подтвердились: "Бойкая чайка" застряла в порту Арнуса на две склянки, потом ещё на две, и ещё, и ускорить её отправление было совершенно не в силах Феликса. Оставалось одно из двух: ждать дальше или уходить. И выбранное ожидание постепенно стало казаться выбором неверным. Но рискнуть и пойти гулять по порту и проситься на другие корабли? В таком виде? Единственная рука потянулась к груди, где рубаха едва скрывала клеймо раба-преступника. Счастье, что его на этот корабль вообще взяли, ещё и без вопросов. Нет, оставалось только ждать, и, следуя совету Брута не отсвечивать и борясь с нарастающими дурными предчувствиями, Феликс сел в своём гамаке в дальней части нижней палубы. Живот урчал, но есть было нечего и от волнения не хотелось. Чтобы хоть немного отвлечься от тревоги, зельевар ещё раз достал из сумки и внимательнее пересмотрел все украденные им записи и рисунки учёных. Выписки из древней "Песни о Милосе", а также аккуратно нарисованные углём и закреплённые на бумаге эскизы древних барельефов и предполагаемый вид чудо-карты сокровищ помогали немного отвлечься и сосредоточиться на цели, как и металлическая долька шара, которую зельевар почти с благоговением достал из маленького кармашка в сумке. Металл, напоминающий своим внешним видом медь, с выгравированными загадочными геометрическими узорами, был холодным, как отношение большинства людей, но обещал, в отличие от них, тёплых, очень и очень многое. Оставалось только собрать карту, и как именно, Феликс подумает в Зее, куда "Бойкая чайка" и должна была сегодня отправиться.

Но отправления всё не происходило. На вопросы встреченный один раз на нижней палубе Страшила Брут уже недвусмысленно намекнул заткнуться, а также что покинуть корабль, не сварив чудо-зелье, уже не вариант:
— Я люблю помогать, очень, но ещё больше я люблю выполнение обещаний. Однажды один мой знакомец неплохо так попросил у меня деньжат в долг и наотрез отказался отдать в срок. Поверь, он теперь выглядит хуже меня.
Когда сгустилась тьма, с очередным ударом корабельного колокола Феликс, мучаясь тревогой, окончательно принял для себя, что попал из огня да в полымя: корабль стоял, неясно, когда придут дотошные проверяющие, и если кому-то из них взбредёт в голову проверить его, то... "Твою мать, твою мать, твою мать", — иногда кивая замечавшим его приходившим на нижнюю палубу матросам и прикидывая, сколько пар глаз его уже видели, мужчина решил, что сбегать надо, как только все отойдут ко сну. Боги, все гамаки пустые, когда они уже улягутся?..

И вдруг зельевар услышал лязг. Доносился он за бортом, и не нужно было служить во флоте, чтобы предположить, что это, скорее всего, поднимают якорь. "У них ведь должна была быть таможенная проверка. Неужели?.." — очень скоро после этого звука Феликс ощутил движение корабля влево, а затем покачивание по явно неспокойной воде. И понял: "Бойкая чайка" отшвартовалась от берега.

А ещё через несколько минут всё усиливающихся качаний понял, что у него морская болезнь.

Шатаясь от стены к стене, Феликс успел добраться наверх и, мимо бегающих выполнять команды матросов, чудом добежать до правого фальшборта, прежде чем его стошнило желчью. Острая горечь заполнила рот, шум моря и ветра переплетись с окриками людей за спиной в какофонию, солёная вода ударила брызгами в лицо, а желудок словно то подлетал к горлу, то ухал вниз. Сплёвывая и цепляясь единственной рукой за деревянную перекладину, позеленевший мужчина поднял голову. То, что творилось вокруг, можно было назвать только бурей: волны поднимались такие, что "Бойкая чайка", полностью оправдывая своё имя, резко взлетала на метры в высоту, и также резко опускалась. "Они пошли в ночь и шторм, только чтобы уйти от властей?!" — и словно вторя этой мысли, сзади раздался орудийный залп и плеск.

— Береговая охрана!! Нагоняют! — послышался крик из вороньего гнезда даже сквозь вой ветра. "Боги..." — Феликса снова вывернуло наизнанку, и этому словно вторил новый орудийный залп, а корабль тряхнуло до основания.

У "Бойкой чайки", судя по грому орудий хидонского корабля, не было никаких шансов выстоять в бою. Единственным выходом было бегство на всех парусах, и выход был бы совершенно верным, если бы не одно но: то, что Феликс принял за бурю, было лишь прелюдией. Буквально через минуту корабль вошёл прямо в настоящий шторм. Ураганный ветер сбил с ног с десять человек, брызги воды и дождя летели в лицо. Шхуну мотало, как щепку. Вокруг били молнии, разрезая темноту белыми вспышками, судно взлетало на многометровых гребнях, лишь чудом не врезаясь носом в воду. Раскаты грома грохотали не слабее пушечных выстрелов, сотрясая всё пространство от неба до самого морского дна.

— ...зывайся! Привязывайся!!! — сквозь грохот, плеск и шум Феликс услышал команду капитана. Еле подняв голову от фальшборта, за который держался как за жизнь, он увидел, как способные стоять на ногах матросы хватают спасательные тросы, обвязывают их вокруг талии. А ещё во вспышке молнии увидел конец такого троса совсем недалеко от себя. Но если он отпустит фальшборт, его снесёт!..

Сопротивляясь чувству, что он мог бы прямо сейчас выблевать кишки, зельевар схватил в зубы бесценную сумку и, толкнувшись от фальшборта, на очередном пикировании вниз "Бойкой чайки" полетел вперёд с вытянутой левой рукой. Едва ощутив верёвку, Феликс схватил её, сжал, и вовремя: его резко дёрнуло вправо, но сила не подвела, и, когда судно немного выровнялось, он, как мог, встал и, обернувшись вокруг себя, завязал канат на талии. Слыша что-то про девятый вал и подняв глаза на окрик по имени, зельевар в новом блеске молний встретился взглядом со Страшилой Брутом. Которому тросов не досталось. Молнии жутко освещали его изуродованное лицо, отражались бликами от обнажённых навсегда справа зубов, единственный глаз сверлил взглядом Феликса, смотревшего, тяжело дыша.

Брут бросился к нему.

А тёмная волна затмила собой небо и рухнула на "Бойкую чайку".