Из ульев, окружающих поляну, раздался низкий шум, песня, что разрасталась, вибрируя сквозь воздух. Пчелы прилетели в плотных, кружащих облаках, как дым из подожжённых деревень, роясь над солдатами, пеленая их в ползущие тела и мужчины начали кричать.

Говорят, что ее кровь оросила поле роз и превратила их цветы в красные. Говорят, что цветы, посаженные на ее могиле, никогда не погибают и сладко пахнут круглый год, даже когда зимой выпадает снег. Но пчелы уже давно покинули эти ульи и не хотят иметь дело с этими цветами.

Дарклингу нравилось думать, что он впервые явился к Алине не по собственной инициативе, а просто решил откликнуться на ее зов. На самом деле, причинно-следственные связи их первой встречи выглядели весьма туманно, на тот момент даже он не понимал механизм ее работы, и почему он неожиданно очутился подле упрямой девчонки. Не то, чтобы он этого не хотел… Однако Морозов был уверен, что хотел он этого не так рьяно, чтобы первым спровоцировать их подобную встречу.
— Конечно, — наслаждаясь ее легким замешательством, спокойно произнес Александр, едва заметно горделиво вскидывая голову, словно существующей разницы в росте ему было недостаточно. – Ты взывала ко мне и раньше, поэтому я приходил, — он по-прежнему был в этом не уверен, но в голосе не прозвучало и нотки сомнения, что инициатива всегда принадлежала Старковой, а он всего лишь соглашался ей поддаться. – Так что, я ждал, когда ты сама осмелишься прийти. Это был всего лишь вопрос времени, — пожал плечами Дарклинг, по-прежнему смотря на Алину изучающе, с легким любопытством и непременной толикой триумфа. Так или иначе она скучала по нему. Возможно, не так, как ему бы того хотелось – как ему бы это польстило, но она тянулась к нему даже сейчас, через сотни километров и с десяток невысказанных упреков, вереницу отнятых жизней и целую пелену обмана и предательства.
Морозов презирал в людях слабость, но главным образом – в себе. Она представлялась ему болезнью, которой он переболел когда-то очень давно, еще в детстве, и уже долгое время имел к ней устойчивый иммунитет, но нет. Он ощущал ее где-то в груди, слишком отчетливо замечая, как сердце замерло и внезапно пустилось галопом наверстать упущенное за эти краткие доли секунды, пока кварцевые глаза с жадностью всматривались в знакомые черты. Она не изменилась, и в то же время перед ним стояла вовсе не та девочка из Керамзина, с благоговейным ужасом и страхом, смотрящая на него снизу-вверх в его шатре. Чувствовала ли Алина эту слабость, смотря на него? Было ли ей страшно от того, что ее глупое, горячее сердце может биться по монстру, коим она его считала, а их связь – противоестественной и навязанной против воли? Он впервые не мог прочесть ответ в чужих глазах.
— Не ожидал от тебя столь наивных вопросов, — мягко и снисходительно улыбается Дарклинг, лениво осматриваясь по сторонам. – Ты могла бы попробовать догадаться? Например, по пейзажу за окном, — словно бы говоря совершенно очевидные вещи, почти со скучающим видом предлагает Александр, прекрасно зная, что теперь она не может увидеть, что у него за спиной, как ни старайся, покуда он стоит достаточно далеко, чтобы для Старковой все выглядело разноцветным, мутным пятном. Генерал Второй Арамии не питал иллюзий, что это простое знание на долгое время останется его маленькой тайной – Алина была крайне смышленой, наблюдательной девушкой с незаурядным умом, чего Дарклинг изначально вовсе не ожидал от сироты из Керамзина. За свою долгую жизнь он уже успел понять, что какими бы ни были природные данные, любому камню нужна верная огранка, будто то знания, или предел силы. Он не ожидал многого от Старковой, не считая ее чем-то большим, чем сосуд для света, предавший забвению столь великий дар, однако она умела удивлять, день за днем заставляя его принять мысль, что он мог ошибаться и определенно ошибся на ее счет.
— Твой вкус вызывает сомнения, — с пренебрежением хмыкнул Морозов. Он изначально не мог понять, что такая, как Алина, делает рядом с этим отказником. Более того, ему казалось странным, что на него охотно обращали внимания и другие девушки – Дарклинг оказался случайным свидетелем встречи Зои с этим следопытом; та всячески улыбалась ему своей самой очаровательной улыбкой в явной попытке привлечь внимание. А вот Штурмхонд… Было в нем что-то, что заставляло людей сплотиться вокруг него, слушать, выполнять приказы, и вовсе не потому, что так было должно по статусу, а потому что они искренне считали его своим лидером. Это редкое качество. Опасное.
Разумеется, Старкова язвила, с легкостью отбивая его выпады, говоря ровно то, что способно вывести его из некогда непоколебимого равновесия. Александр не верил, что свое свободное время она скрашивает тем, что водит за нос двух мужчин, забываясь в объятиях одного из своих кавалеров темной непроглядной ночью. Он не питал иллюзий о ее трепетной невинности или излишней скромности – в конце концов, Алина не была чопорной дворянкой, или кисейной барышней. Она состояла в Первой Армии, одна из тех немногих девушек-картографов в окружении большого количества молодых людей. Морозов давно перестал видеть в плотском искушении нечто запретное и порочное – изначально это был просто интерес, познание себя, желание ощутить вкус вожделения, не более того. Было бы странно, если бы Старковой это было незнакомо, и все же он не видел в ней легкомысленную особу, крутившую романы с любым, кто окажет ей внимание.
— Ты могла бы составить мне компанию, но предпочла вонзить нож в спину своим предательством и оставить умирать в Каньоне, так что, — Александр развел руки в стороны, безмолвно говоря «имеем, что имеем». В его голосе не чувствовалось сожаления, лишь взвешенный сарказм, призванный скрыть шрамы, куда более глубокие, чем те белесые полосы, нарушившие безупречность его бледной кожи. То, что было на тех чертежах, едва ли стало бы предметом совместного обсуждения, будь Заклинательница Солнца подле него – доверие надо заслужить, если это вообще возможно.
— Я ищу следопыта, который ищет третий усилитель, — поправил Старкову Александр, в свою очередь наслаждаясь ее мимолетной растерянностью и потаенным страхом за судьбу близкого ей человека. Признаться, он не ожидал, что Алина так быстро догадается, что было третьим усилителем, даже обнаружив пропажу своей книги. На его лице на мгновенье проскользнуло искреннее изумление, затерявшись на дне темных глаз – тьма быстро поглотила его, и Дарклинг вновь напустил на себя собранный, невозмутимый вид, прикрываясь маской скучающей заинтересованности.
— А ты способная ученица, Алина, — его губы медленно расплылись в прохладной улыбке. – Но вернемся к следопыту. Я уверен, даже если ты не отправила его на поиски сейчас, то сделаешь это в ближайшее время, прикрываясь тем, что тебе нужна вся доступная тебе сила, чтобы одолеть тирана в лице меня, — он демонстративно делает шаг ей навстречу, с нескрываемым удовольствием впившись взглядом в карие глаза с высоты собственного роста. – Как удобно, не так ли? – улыбка становится шире, ярче. – Ты же ничуть не лучше меня, и ты это знаешь. Используешь близких тебе людей ради достижения собственных целей, и тебя ничуть не заботит, кто пострадает в процессе. Как насчет людей с того скифа? – об этом было так хорошо не вспоминать, не мучить собственную совесть, но Морозов был рад «помочь». От его внимания не укрылась новая окова, украсившая тонкое и изящное запястье маленькой святой – браслет из чешуек русалье. Не столь искусный, каким он мог бы стать, если бы за дело взялся Давид, но вполне достойная работа фабрикатора.
— Твои руки уже в крови, Алина? – потянувшись к ее руке – той, что лишь жаждала почувствовать мощь третьего усилителя, спрашивает Александр. Как жаль, что он пропустил этот момент. Попытается ли она ему солгать или скажет правду?
Его пальцы почти с нежностью сомкнулись вокруг ее запястья, поглаживая подушечкой большого пальца выступающие костяшки.
— Чувствуешь пустоту здесь, — и это был не вопрос. В этом своеобразном видении она могла ощутить лишь отголоски силы, вспыхивающее всякий раз, стоило ему к ней прикоснуться, заставляя солнечный свет с новой силой заструиться по венам.