За последние недели девочка прямо преобразилась: чистые волосы, чистые тряпки, новый рюкзак. Киран бы оценил это превращение Золушки, если бы не знал источника свалившихся на нее благ. Йен был обычным преступником, не лучше и не хуже других. Неплохим шутником и собутыльником, средней надежности подельником. Крепким средним классом бандитского подполья. Киран не питал на его счет особых иллюзий – такие не исправляются, не заводят пару детишек, собаку и дом с белым заборчиком, но в поступках руководствуются каким-то определенным, хоть и искаженным, моральным кодексом. По крайней мере, так Киран считал прежде.

Пару раз они даже пропускали по рюмашке после удачных дел. Йен по пьяни, бывало, веселел, язык у него развязывался, и в такие моменты он служил весьма ценным источником информации. Его треп, конечно, всегда нужно было перепроверять и делить на пять, а в особо хмельные дни и на десять, но толк от него все же был.

Но завести интрижку с полубездомной малолеткой – это уж слишком, даже для их братии. Еву здесь знали все. Относиться к ней можно было по-разному: с сочувствием – для тех, кто прошел похожую школу; с презрением – для мажоров, что затаривались для вечеринок с друзьями-толстосумами; с безразличием… Киран балансировал где-то на грани деятельного сочувствия. Время от времени давал ей деньги на бургер, как-то раз подсунул брошюру католического центра для женщин, попавших в беду. Но чтобы с ней спать – нет, такого ему в голову не приходило. И он полагал, что не придет и другим.

Как это часто случалось, ошибался.

Киран торчал в баре, когда услышал разговор. В баре – громко сказано, на деле он сидел в полуразрушенной кухне и играл в крестики-нолики с одним из местных обитателей, в хлам укуренным парнем неопределенного возраста. Игра шла не слишком-то бодро, потому что в перерывах между хихиканьем его оппонент предпочитал прикорнуть, очнувшись же тут же забывал правила. Но больше скоротать время было не с кем – остальные были либо в перманентном угаре, либо в глубоком отходняке. Неудивительно – едва миновал полдень, а основная масса интересных ему элементов подтянется ближе к вечеру. В этом полумраке завешенных окон, заколоченных дверных проемов и вонючих пепельниц немудрено и забыть о таких простых вещах, как время суток.

Говорила парочка подростков. Время от времени они заглядывали сюда, задерживались на несколько часов, но быстро исчезали. Их еще не затянуло в трясину. Киран покачал головой и проигнорировал бы их дурманную болтовню, если бы не пара долетевших фраз.

Собирается и уходит, значит? Ева?

— Прости, дружище, дальше без меня, — сказал он нулевому любителю крестиков, который как раз в очередной раз вырубился, обнимая собственные колени. — Пойду гляну, что там за переполох.

В импровизированной гостиной никакого переполоха не наблюдалось, даже наоборот. Несколько довольно дурно пахнувших парней слиплись в одну кучу и спали на груде курток, совершенно безнадежная девица пританцовывала возле старой диско-лапы, завешенной тонкой шалью. В этом колдовском свете даже ее кожа казалось не такой синюшной, а конечности не такими тощими. Киран почти было залюбовался, как в глаза бросилась витиеватая красная дорожка от локтя до запястья.

Ничего красивого.

Но и Евы здесь тоже нет. Может, наверху? Киран переступил через спящее тело и толкнул дверь в прихожую. За дверью что-то поворочалось, но путь преграждать не стало. Что за черт…

— Что ты делаешь, когда я ухожу в душ? — спросил кто-то с пола, ухватив его за ногу.

Киран закатил глаза. Не служба, а сплошной абсурд, бред и галлюцинации. Порой он в тайне от всех задумывался, не едет ли крыша у него самого. Но пальцев на руках все еще было по пять, утро хотелось начинать с пробежки, а вечер заканчивать Гинессом, стало быть, у его психики оставался еще некоторый запас прочности.

— Я плохо прогружаюсь и распадаюсь на пикселы, — буркнул он, стряхивая пальцы со своего ботинка.

Там, внизу, кажется, ответом остались довольны. Уже на лестнице он услышал громкий хохот за спиной и закатил глаза. Вот почему он никогда не подсядет на наркоту. Замедленная реакция на шутки. Что может быть хуже в этом мире скуки и депрессии?

Наверху некоторые окна были заколочены досками, и сквозь щели пробивался дневной свет. Киран привалился к дверному проему и прислушался к разговору. Ева действительно собиралась, если упаковку пары топиков и толстовок в новый рюкзак вообще можно так назвать.

— Мда, сборы у тебя – негде обосраться, — сказал он вполголоса, доставая из-за уха сигарету. Дурацкую привычку он перенял, кажется, именно у Йена, будь он неладен. — Далеко, надолго?

Но Ева продолжала болтать как будто сама с собой. Киран еще не знал, куда она намылилась, но имел некоторые подозрения. Надежд на то, что она взялась за голову и отправляется в центр, или к матери, или родственникам, не было. Слишком хорошо усвоил: здесь они не сбываются. Ева все суетилась рассовывая по карманам безделушки, которые он бы назвал мусором, и тут он приметил телефон у нее в руках. Она увлеченно трепалась с кем-то по мобильнику. Киран не помнил, был ли у нее мобильник раньше, но что-то ему подсказывало, что нет.

Вдруг его слух резанули чисто девичьи словечки прощания. Он был вполне терпим к разного рода романтическим соплям, но…

— Котик? Зайчик? — передразнил он и едва не заржал, запрокинув голову, с незажженной сигаретой в зубах. — Да ну, ты серьезно, что ли?

Даже сделав внушительную скидку на возраст Евы, он не представлял менее подходящего человека для таких эпитетов, чем Йен.