Прищур глаз в отражении зеркала принадлежит кому-то чужому, мне совсем незнакомому. Он выглядит каким-то отталкивающим, неприятным. С рассеченной скулой и засохшей кровью под носом, взъерошенный и абсолютно никчёмный. Лицо кажется осунувшимися и практически неживым; несложно догадаться, что он лучше бы умер, чем позволил кому-то надругаться над его священным сосудом.

Святая наивность. Нас некому защитить. Мы одни и уже очень, очень давно.

Злорадство поднимается в груди жаркой волной. Я говорил об этом, твердил тысячу раз, но он всегда затыкал уши, словно бы это могло помочь. Он гнал меня прочь, ревел и брыкался. А я говорил, предупреждал, едва ли не умолял взять всё в свои руки. Но он не слушал. Пока я не разбил его розовые очки, не вывернул наизнанку оголённую душу, он никак не хотел мне верить.

Но теперь мы знаем, что делать. Разбитые губы в отражении зеркала кривятся, не способные на улыбку.

Услышав шаги надзирателя, нещадно плещу в лицо холодной водой, смывая кровь, слёзы и сопли.

Тряпка всегда был жалким.

***

Забившись в угол своей пустой камеры, я шепчу ему, как в бреду, лишь одно слово.

«Уйди».

Уйди, уходи, оставь меня одного. Не хватает сил, чтобы высказать всё, и остается только это испуганное «уйди», повторенное тысячу раз. Мне страшно и без того, а с ним - в разы хуже. Здесь нет ничего, даже окон. Подобие койки, от которой болит спина, воняющий многолетней нестиранностью матрас, жуткого вида сантехника.

И я: один на один с хищником, загоняющим в угол.

Мне хочется позвать на помощь, но горло до боли охрипло от крика. Ко мне никто не придет, разве что один из мудаков в форме, чтобы громкими ударами в дверь заставить меня замолчать. Они заплатят. Конечно, они заплатят за всё, что сотворили, за каждую царапину, каждый взгляд. Нужно лишь потерпеть.

Проваливаясь в чуткий сон, я слышу успокаивающий треск костра, разгорающегося на месте тюрьмы. Он сливается с криками боли и мольбами о помощи, пока я сворачиваюсь уютнее в гнезде, обнимая себя руками-крыльями. Мне тепло и уютно, и сухие травинки приятно щекочут бок. Дыхание становится размеренным и глубоким.

Мы оба знаем, что сон этот - вещий.

***

Комфорт собственной спальни вызывает такой трепетный, детский восторг, что я едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Мне хочется обнимать здесь всё, касаться новых вещей, которые никто не сможет у меня отобрать, ходить босыми ногами по пушистым коврам и с наслаждением падать на пружинящий матрас стоимостью с обе почки доктора Рубинштейна. Из всего этого я позволяю себе небольшие радости: зажечь многочисленные свечи, чтобы успокоиться, провести рукой по шёлковым простыням. Это не мой настоящий дом, но сегодня у меня ощущение, словно я вернулся домой из самой преисподней.

Впервые за долгие месяцы я принимаю душ без страха, без необходимости постоянно оглядываться и прислушиваться. После нескольких стычек меня стали водить в душ отдельно, но это никогда не мешало надзирателям поторапливать меня, а в случае особо хорошего настроения, угощать щедрыми пинками в живот.

Несмотря на все радости, сил хватает лишь на то, чтобы смыть с себя тюремную вонь и забраться под одеяло. Вымытый и расчесанный, чувствую себя странно счастливым. Даже вода здесь кажется непривычно сладкой и чистой. Лекарственный сон утягивает меня в тёмный водоворот, но открыть глаза у меня уже не получается. Не мешает ни шум оживленных улиц, ни шаги наемников в коридоре. Весь мир исчезает, когда кошмар вновь затягивает в свою липкую сеть. Из темноты на меня смотрит тот, кто приходит всегда, стоит мне на мгновение потерять бдительность.

Он похож на меня, но в глазах у него пламя ада.

Страх накрывает с головой, грозя закружить и утопить, не оставив ни шанса. Уже ни на что не надеясь, я пытаюсь бежать, зачем-то повторяя ему: «уходи».

Уходи.
Уходи.
Уходи.

Взмах птичьего крыла совсем близко, крики ворон и смех, этот леденящий душу смех, в котором не осталось ничего человеческого. Но голос, готов поклясться, всё еще принадлежит мне.

«Нет».

Я выныриваю из снов, как из мутной воды, шумно вдыхая через нос, испуганный до дрожи и паники. Тишина комнаты оглушает, а собственное дыхание, наоборот, кажется таким запредельно громким. Сердце будто бы останавливается.

- Опять кошмары спать не дают?

И вновь заходится сумасшедшим галопом. В пляске теней от горящих свечей, я отчётливо вижу лицо Олега.

Он снова со мной, и мне до боли в груди хочется прижаться к нему, подобно испуганному котёнку. Позволить себе не скрывать этот страх, укрываясь в его объятиях, как когда-то. Натягивая одеяло, всматриваюсь в его лицо. Сердцебиение постепенно приходит в норму, пальцы перестают мелко дрожать. Знаю, что с ним я в безопасности, как и было всегда.

Не зная, что сказать, я набираю воздуха и ныряю: на этот раз в зовущую темноту его глаз.

Помню каждый день без него. Каждый выдох и вдох, каждую ночь без сна в мечтах о несбыточном. Я следил за ним при помощи своих связей, всегда был в курсе его перемещений и операций. Знал, кто был рядом, знал каждый шрам, каждую рану. И долгими ночами мечтал вылечить каждую из них, прикоснуться и заставить забыть всю боль, которую ему пришлось пережить. Я бы хотел стереть для нас обоих ту жизнь, что мы провели порознь.

Но это всё в прошлом.

- Что ты тут делаешь?

Присутствие Олега успокаивает и тревожит одновременно. Слишком многое произошло между нами, слишком многое изменилось. Мы стали другими. Больше он не может замазывать зелёнкой мои коленки, не может бросаться с кулаками на каждого, кто пытался обидеть меня. Больше мы не будем так же близки, как бы мне ни хотелось. Теперь всё иначе.

Вот только я всё ещё помню ту ночь.

Общежитие МГУ, чужой смех за стеной. И нас - двоих потерянных, не нужных никому в этом мире, нашедших друг друга, чтобы потерять вот так глупо. Помню сладкие поцелуи и жар смелых прикосновений. Помню и свой страх, и непонимание, и тоску от скорой разлуки. Помню, как осел на пол уже утром, прижимаясь спиной к двери, которая закрылась за ушедшим Олегом.

Я никогда не переставал скучать по нему.

Поднимаюсь, оставляя нагретую постель, чтобы закинуть в себя ещё две таблетки. Рано или поздно они должны мне помочь. Должны позволить спать без сновидений, не просыпаясь. Должны помочь мне победить в бессмысленной схватке с самим собой.

- Всё… всё в порядке.

Жгучий стыд за собственную слабость охватывает меня, заставляя одеревенеть. Таким видит меня Олег: больше похожим на побитую псину. Не лидером и руководителем, и явно не тем, кто способен вести за собой.

Злость на самого себя закипает внутри, но обрушивается на Олега, который совсем этого не заслужил. Но будь я проклят, если позволю ему сомневаться во мне.

- Я же сказал - всё в порядке.

И он тем более не заслужил моей неубедительной лжи.