[indent] Связь. Такое простое, короткое, и будто бы по-прежнему неизведанное слово. Ранее незнакомое. Само по себе это простое осознание кажется ироничной насмешкой судьбы над тем, кто имел все шансы познать вечность.
Александр и представить не мог, что его «подарок» девчонке, простой равкианской сироте, свяжет их сущности. Он знал, каково это – владеть, но понятия не имел, что такое – принадлежать. Слово по-прежнему казалось чужеродным, горьким на вкус, но было в нем что-то еще…манящее сделать еще один глоток, позволить себе еще одну маленькую слабость, не чувствуя зияющую пустоту в груди, имя которой – одиночество.
Алина считала ложью его сладкие речи о том, что он ждал ее все это время – годы, века, складывающиеся в его собственную вечность. Слова о том, что они могли бы править вместе, спасти Равку, стать равными друг другу. Слова, слова, слова… Для нее это было одним лишь звуком, но и он не попытался ее переубедить. Все их беседы сводились к хрупкому балансированию на острие ножа, упрекам с ее стороны и мрачным, опасным угрозам – с его. Жажда власти и следование собственным целям, ради которых было не жаль любых средств было достойным мотивом его поступков, которые Дарклинг охотно, с гордостью и свойственной ему самоуверенностью заявлял в лицо маленькой святой, но иная причина его нестерпимой жажды и одержимости по-прежнему была похоронена под все более тонким, менее витиеватым, нежели раньше, кружевом самообладания. Оно было соткано веками, с неимоверным количеством усилий и десятком жертв, приобретя необходимую безупречность, но Старкова сделала и эту материю хрупкой. Безупречность давала брешь и в его внешнем облике: благодаря Алине на лице Морозова навсегда запечатлены тонкие, белесые шрамы, словно в назидание о былом предательстве. Что ж, он усвоил свой урок, усвоила ли она свой?
Дарклинг почти рассеянно касается плеча, помня, что именно в этом месте на ее хрупком теле расцвел уродливый след от укуса ничегои. Видят святые, он не хотел причинить ей боль – ему не требовалось воздействовать на нее физически, обычно достаточно было слов, но она сама виновата. Упрямая девчонка, так рьяно пытавшаяся защитить своего следопыта. Где же он был сейчас? Был рад служить ее алчности, которую Алина ставила ему же в вину? Он был слишком далеко, чтобы попытаться узнать наверняка, где мальчишка, но был уверен, что она отправит его на поиски третьего усилителя. Разумеется, под благовидным предлогом – одолеть его, величайшее зло, и глупый деревенщина непременно поверит, даже не усмотрев во взгляде карих глаз столь хорошо знакомые ему, алчные огоньки – жажды и нетерпения.
Он почувствовал их совсем недавно, и в тот день они принадлежали не ему – ей. Всплеск силы всколыхнулся в его груди, окутывая обжигающим теплом, распадаясь на осколки молний и шторма, застывая в венах. Ее сила – их сила. Он чувствовал ее возбуждение, необъяснимый восторг и трепет, пронесшийся зарницей, застывая светом под опущенными веками – Александр почти мог вообразить неестественно яркий свет, разрезавший морскую гладь, наполняя живительной силой ее хрупкое тело. Теперь жизнь и могущество русалье принадлежали Алине. Запачкала ли она свои руки кровью на этот раз? Как жаль, что он этого не видел.
Связь проявляла себя по-разному, словно играя и дразня. Дарклинг остро ощущал колебания ее силы, ее вспышки, будто предвещающие грядущий рассвет и ее растущий голод. Он по-прежнему не знал, где прячется его маленькая святая, упрямо не желавшая примерить на себя образ королевы, но вселенная и тут не считала нужным оставить их в покое. Они – словно два магнита притягивали друг друга во сне и наяву. Впрочем, сном их первую встречу Морозов посчитал лишь по ошибке. По незнанию. Такое незнакомое, отчаянно презираемое им слово. Он не знал их связь, она была для него также нова, как и для нее, вселяя в его сердце потаенную ярость и яркое, чересчур очевидное предвкушение.
Так он стал приходить к ней. Первые несколько раз заставали его врасплох, став эхом чужих мыслей и чужого желания, вырывая его из собственной реальности или уютной тьмы редких мгновений сна, заставляя вторгаться в чужую жизнь.
Сначала он просто наблюдал за ней. Жадно, ненасытно. Смотрел и пытался найти доказательства, что не сходит с ума, это не сон, не игры его уставшего разума, лишенного покоя и сна куда чаще, чем это бывало обычно. Прикосновение расставило все на свои места. Жест получился удивительно спонтанным, по наитию, но его пальцы почти ощутили ее призрачное тепло. Может быть, это было всего лишь воспоминание о нем – фантом, не более, но Алина его тоже почувствовала. Осознание полосует резкой вспышкой их обоих, заставляя поверить в то, что реальным быть не могло, и все же… Было.
Их связь – обоюдоострый клинок. Если он мог вторгаться в ее разум, находить ее всюду, значит и она – тоже. Все, что доступно ему, доступно и ей, просто Алина учится медленнее, но она способная ученица, даже слишком. Агонизиующее чувство пустоты все сильнее пульсирует в груди, искушая, призывая поддаться, снова оказаться подле нее, но Александр пьет их встречи как хорошо выдержанное вино – понемногу и по особым случаям. Чем чаще он рядом, тем больше возможности у маленькой святой понять то, как это действует, а он должен сделать это первым.
Раз за разом Дарклинг подмечает мелкие детали. Он видит предельно четко лишь то, что находится рядом со Старковой. Не может касаться ее вещей – лишь ее. Знает ли она это? Всякий раз, когда он рядом, она не оставляет шанса понять свое местонахождение, но генерал Второй армии куда более терпелив, чем думает упрямая девчонка: он готов ждать, собирать по крупицам любую информацию. И все же… Они так давно не говорили, но разговора не будет, если она того не захочет.
И тогда он перестал к ней приходить. Рано или поздно она не выдержит.
Можно уже считать, что «рано»?
Когда Алина возникла в его импровизированном кабинете, было далеко за полночь. Невидимая нить их связи натянулась будто струна, заставляя сердце совершить легкий кувырок, вызывая отрицаемое им волнение, заставляя вглядываться в ставший привычным полумрак. Может, это игры воображения? Александр ловит себя на мысли, что не спал… Кажется, больше суток. Даже для него это много, и все же его разум ясен, и она в самом деле здесь. Он вглядывается в ее робкую, почти растерянную тень, принявшую привычные очертания – маленькая святая не верит своим глазам. Думает, что спит? Сходит с ума?
Дарклинг намеренно молчит, давая ей время поверить в свое безумие, выслушать все сомнения, что нашептывает внутренний голос, и лишь потом поднимает глаза, позволяя их взглядам встретиться.
- Алина, - вкрадчивым шепотом произносит Морозов, делая еще шаг ей навстречу. Этот – дань его желанию, эдакая небольшая подачка, которую он вполне мог себе позволить. Два предыдущих – мера предосторожности. Теперь ее любопытному взору недоступны бумаги на его столе, равно как и северный пейзаж за окном. – А я все ждал, когда же ты, наконец, придешь, - он не без удовольствия замечает, как взгляд медовых глаз касается бледного треугольника кожи на черном фоне его рубашки. Должно быть, она подмечает и свежий порез на его шее, возможно, гадая, кто же его оставил? И почему он по-прежнему там? Дарклинг щурится, едва заметно улыбаясь столь раздражающей, знающей, снисходительной улыбкой. – Тебе наскучил твой следопыт? – нарочито продолжает он, скрывая усталость и что-то…что-то еще, чему не желает давать определение. – И даже корсар? – был ли Штурмхонд все еще рядом с ней? Старкова не даст ему нужные ответы, но кто знает, где же она оступится?