— Ну посиди, пожалуйста. Я вернусь очень быстро, буквально час, — Лесли спешила не куда-то, она торопилась из квартиры. Ей был на руку ступор Алека. Парень не успел сказать ни да, ни нет, когда она улизнула за дверь. Но успел сказать много другого, что вырвалось само. Как будто Лесли не думала об этом сама.
Насколько нужно быть сумасшедшей, чтобы похитить младенца? Это и в глазах друга читалось. А ответ она могла получить лишь в одном месте, куда теперь и спешила. Все ответы были там, в доме господа. По крайней мере она их всегда искала и находила в этом месте. В родном городе она была праведной прихожанкой, а в Редвуде всё с самого начала было совсем не так.
Это был свой странный, страшный, искалеченный мир, и Лесли долго искала бога в себе, а не себя в боге. И только теперь решила обратиться во вне. В её душе царила чистая сумятица, никакого здравого смысла, никакого доверия к самой себе. Здесь было совсем недалеко. Почему она не приходила прежде? Ведь помнила, где находится церковь. На одном перекрёстке заглянула в навигатор, чтобы убедиться в правоте, и дальше шла опять без подсказок.
А не была прежде, потому что, признаться, боялась того, как выглядит церковь в этом городе. Что у неё внутри, если вокруг происходит такое? Звук сообщения, на экране глас отчаяния или возмущения: "он обосрался".
"Там есть салфетки и подгузники. Просто постарайся переодеть, я скоро буду", — Лэс отправила голосовое — так было проще, чем спорить с Алеком, а он наверняка выдохнул и нашёл много подходящих слов по этому случаю. И отчасти был прав. Лесли ведь не планировала ничего подобного, даже не думала тайком о детях. Тем более здесь, в Редвуде. Слишком опасное, больное место, чтобы приводить сюда кого-то столь светлого и чистого, как ребёнок. Знать, что у того никогда не будет обычной жизни. Что в любой день в 21:45 он должен спрятаться под красным фонарём или умереть.
Дверь церкви скрипела, как сплетница-старуха: смотрите, эта девица здесь, нет, ну только гляньте! И Лесли даже поёжилась от этого скрипа и от того, каким всё было ошеломляюще тихим внутри церкви. То ли сегодня она не пользовалась популярностью, то ли люди искали здесь убежища по ночам, Ньютон встретила пустота. Угадывалось, что всё же Лесли была не одна, но кроме неё, да слуг бога, здесь только разве что мыши.
Она старалась идти к исповедальне тихо, но звук шагов шуршанием отражался от стен. Как будто она — ещё одна приходская мышь. "Или та ещё крыса", — чуть одёрнула себя Лесли, прежде чем зайти в кабинку. Раньше в таких местах ей было спокойно и уютно, а теперь она невольно сглотнула и потянулась к телефону. Проверила, что до часа-икс ещё очень далеко, выдохнула. И всё же именно Редвуд подарил ей множество страхов, которые даже с психологами бесполезно прорабатывать. Что толку сидеть на кушетке, если угроза жизни не мнимая, а совершенно реальная? Да и сидеть на лавочке в исповедальне тоже не слишком приятно. Всё время казалось, что часы врут и солнце обманывает, и на деле опасность гораздо ближе.
— Простите меня, святой отец, ибо я согрешила, — произнесла она не громко и не тихо, отодвинув шторку в окошке. Хотела ещё что-то сказать, как заметила шевеление. Вздрогнула, уронила телефон, и этот грохот, приглушённый деревом исповедальни, всё равно разнёсся по всей церкви.
— Ох, вы и правда здесь. Простите, пожалуйста. Я не думала, что вы уже там. Не слышала, как вы пришли, — затараторила она, подняв телефон, поправила куртку и сумку, но вот это нервное и взволнованное настроение уже не отпускало. Что ж, если никакая тварь не подкралась, так святой отец. Хотя ведь она именно к нему и пришла сюда, просто не ожидала, что всё будет так тихо.
— Я ведь даже не совсем для этого сюда пришла, святой отец, простите. Я хотела найти знак. А, впрочем, как вы поживаете? — у Лэс не было проблем с исповедью в прошлом, но сейчас она пришла не душу вытрясти в церкви, а отделить правду от лжи. Найти то сито, через которое уйдёт всё дурное, а останется лишь золото добра. Но прежде, конечно, хотелось быть вежливой и узнать, как живёт служитель церкви.