› отзывчивость › правдивость › ревность › авантюризм

DANTE TRAVERSA полукровный — 40 — хит-визард в МАКУСА маг родом из нью-йорка, также обладающий итальянскими корнями. его прадед с фамилией трэверс скорее всего сбежал в италию из британии пару несколько сотен лет назад, переписав свою фамилию на итальянский лад и женившись на местной волшебнице. учился в салеме, закончил с отличием, как сильный боевой маг прошел подготовку по магии без использования палочки, на данный момент является одним из самых ценных сотрудников аврората. нынешний глава штаба, уже подготовивший себе преемника в лице теодора гримсдича - своего давнего друга. отправился в составе американской делегации скорее из-за жены, опасаясь за её жизнь. ради защиты амары лучиани точно использует парочку непростительных, хотя у них очень сложные отношения полные огня. ПЛАНЫ НА ИГРУ внешне улыбчив, спокоен и старается сохранить образ честного сотрудника МАКУСА, главного представителя делегации. тем не менее за успешность операции по шпионажу отвечать именно ему.

Чувство опасности опьяняло, вызывало желание насладиться им, как бы глупо это не звучало. Играть в шпионов, собирать информацию, обмениваться ею, собирать десятки пергаментов компромата и манипулировать судьбами тех, кто изо дня в день, превращал жизнь простых волшебников в ад.
— Это последнее запланированное собрание, — волшебница строго смотрит на Исаака, — мы должны сменить местоположение, этот дом наш уже несколько недель, пора сдвигаться дальше, на границы оживленных дорог.
Ее нервный голос, единственный постоянный спутник, предвещал беду, Исаак говорил, что все это недостаток сна и слишком много работы, которую Хили взвалила на свои «хрупкие» плечи. Но обычно, во-первых, внутренний голос никогда не подводил ее, а во-вторых, безопасность превыше всего, в реалиях нынешнего времени, им необходимо было давно применить к себе зелье забывчивости, во благо дела.
— аparecium, — шепчет она и с пергаментов исчезают все буквы, чертежи и цифры. Хили предельно доступно объясняла каждому, кто становился ей ближе, чем собственная семья, они обязаны соблюдать устав, пусть и устный, но неизменный. Три волшебника отходят от окна и продолжают беседу, не замечая ее вздрагиваний, хриплого рычания, хаотичного складывания бумаг в стопку, применения заклинания уменьшения. Хили медленно перекладывает все свитки в свою нагрудную сумку и поправляет мантию, чтобы ничего не было заметно и разглядывает помещение. Ничего не забыла? Огонь в камине, теплым светом освещающий комнату, убаюкивал и невольно, даже не задумываясь, Лавиани расслабляется, позволяя себе, всего на секунду залюбоваться языками пламени и засмотреться на поленья, что тихо потрескивали.
   Заскорузлая привычка вынуждать себя быть всегда настороже, появилась еще со времен работы в штабе обливаторов, там часто ходят шутки, будешь зевать, ничего не вспомнишь. И хихикая со всеми, Хили с тех пор ходит оглядываясь. Потому что ей надо помнить, до мелочей, каждый шаг, пощечину, гадкое словечко брошенное ей в спину, чтобы уничтожить каждого жирного политикана, что возомнил себя богом. Министерство Магии прогнило до самых скрытых и потаенных уголков своих подземелий и казематов, ее выворачивало наизнанку от необходимости улыбаться, строить прекрасную, довольную мину, при столь ужасной, гадкой игре. Поэтому она здесь, в очередной «тайной» комнате, с заглушками, паролями, изменениями мест встреч, является эпицентром подпольной газеты, в планах которой, свергнуть нынешние устои, не оглядываясь не террор и беспорядки.
   Громкий лязг и визжащий грохот вынуждает ее оглянуться, сжать палочку и выставить ту перед собой. Молча, без слов, найти взгляд Исаака, приложившего палец к губам, кивнуть им на двери. Затаиться, помолиться всем богам за несколько затянувшихся минут и последовать неотрывной тенью, из комнаты за теми, кто пошел проверять обстановку. Сердце стучало в глотке, она делает глубокий вдох, выкатывает грудь колесом, так чтобы утихомирить расшалившееся подсознание и переступает через порог, навстречу полутемному коридору.
Она скорее чувствует постороннего, чем видит его. По особым параметрам, Лавиани с размаху упирается в чужака, чувствует как сжимается ее запястье и не успевает выкрикнуть заклинание, ругательство, хоть что-то, что привлечет внимание ее друзей. Все происходит настолько быстро, что подняв свой взор и увидев Карадока, волшебница лишь удивленно протягивает:
— О..
Он говорит так быстро, что ей приходится приложить массу усилий, чтобы понять каждое слово. С животным ужасом, волшебница оглядывается, пытается вырвать свою руку. Их надо предупредить!
— Отпусти меня.
Шипит, ее голос вибрирует от негодования и возмущения, все ее нутро рвется вниз, по пролетам лестниц, с призывов рассредоточиться, вынудить их сбежать, но он сильнее. Толкая ее взашей, не позволяя избавиться от хватки.
— Нет!!  Нет..
Повышая голос, спотыкаясь, взмахивая палочкой.
— tinnire, заклятье искрами вызывает визг в ушах, да такой, что даже опытный аврор, даст фору в несколько необходимых мгновений, не только им, но и тем, кто сейчас в гуще событий. Всполохи и крики, их топот по коридору, ощущение запертой клетки. Бьешься, словно рыба об лед, а выхода нет. Ее переполняет злость, жажда выручить своих друзей и осознание, если попадется она, все пропало. Политический скандал, крах карьеры будущего министра магии, заключение в азкабане и полный провал далеко идущих планов, что были связаны с газетой и раскрытием десятков грязных секретов. Она задыхается от быстрого бега и теперь уже ведет Карадока за собой, в крайней комнате есть лестница, ведущая на улицу. Лишь бы успеть, пока не нашли, не перекрыли. Проработав более двух лет в аврорате, Хили являясь довольно не глупой дамочкой, рассматривала планы, читала отчеты, изучала тактику и сейчас время работало против них. Распахивая двери и пиная ногой валяющийся плед, Лавиани откинула волосы с лица и осматривая комнату искала те самые небольшие двери.
— Вызови домовика!
Ее зрачки расширяются и она невольно сжимает его мантию. Домовики единственные, кто могут проникать куда угодно и когда им вздумается, по приказу хозяина нырнуть в самое жерло ада. Стоит только позвать.
— У нас мало времени, он поможет безболезненно и по щелчку перенестись отсюда. Даже невзирая на защитный купол авроров.
Она крутится волчком по комнате, захлопывая за ними дверь и запирая ее всеми заклинаниями, что приходят ей в голову. Им нужно время, столько, сколько возможно в этом круге безумия.

уилл ищет коллегу-оборотня

---

SEAN CONNOLLY оборотень — 33 — нейтралитет

seth green

коннолли приходит на работу без пятнадцати восемь, уходит в шесть, тупит над отчетами, курит на лестнице и пьет со мной пиво в баре по пятницам. у коннолли есть жена и двое маленьких сыновей, квартирка в стритхэме, машина в кредит и любимая футбольная команда. коннолли не верит в магию, ведьм, приведений и прочую чертовщину. коннолли не верит даже в лепреконов. он просто хороший парень, хороший коп и хороший напарник. он делает свою работу и заботится о своей семье. его жизнь — самая обычная, заурядная и ничем не примечательная жизнь верноподданного британской короны — вот уже тридцать три года идет своим чередом...
и обрывается.
это происходит, конечно, в полнолуние — это всегда происходит в полнолуние — быстро, болезненно и кроваво. говорят, магглы редко выживают после нападения оборотня, но коннолли почему-то везет.
ну, или не везет — тут уж как посмотреть.
когда он открывает глаза в больнице святого мунго, его жизнь переворачивается с ног на голову и делится на до и после. дивный новый мир с порога определяет его парией. в дивном новом мире нет места для таких, как он — впрочем, для таких, как он, теперь нет места в любом из миров. ситуация патовая — хоть вой и лезь в петлю.
коннолли не лезет. коннолли сутками смотрит в белый больничный потолок и никогда — на свои затягивающиеся раны. мы практически не разговариваем, хотя мне определенно есть, что ему сказать.
например, «добро пожаловать, дружище, чувствуй себя, как дома, можешь даже не разуваться — здесь и без этого полный бардак».

---

д о п о л н и т е л ь н о

[indent]брат, братан, братишка, сделаем это вместе. смотри, ты же стоишь прямо перед дорожным указателем: направо пойдешь — стекла пожуешь, прямо пойдешь — экшон намутим, налево пойдешь — реализуем анекдот «заходят в бар сквиб, оборотень и джоркинс, а у бармена сразу глаз начинает дергаться». золотая жила, не иначе. можешь вернуться к жене и детям, повесить на стенку лунный календарь и скрывать свою тайную жизнь домашних животных, а можешь решить не подвергать семейство риску, драматически выйти в окно (но только на первом этаже) — никто не осудит, честно — и тогда мы снимем хату где-нибудь в косом, начнем сраться, кто чье пиво выпил на завтрак, и зависать по пятницам в котле. короче, залетай с ноги, будет весело, не магическим миром единым, мудаков полно по обе стороны забора, мы точно найдем, чем заняться, клянус обещаю.
если до этого было неубедительно, то помимо всего вышеперечисленного обязуюсь купить тебе пищащую косточку
пы.сы.: внешность менять можно, но лучше заранее предупредить, а то вдруг не узнаю, не пойму, не разберусь; возраст туда-сюда подвинуть тоже без проблем, а вот имя (окей-окей, фамилия) упоминалось в моих постах, пожалуй, чаще, чем мое собственное, так что мне будет лень править.
пы.пы.сы.: да, в тексте есть пасхалки, они как суслик.

ПРИМЕР ИГРЫ

Утро понедельника начинается не с кофе, а с вполне ощутимого тычка в плечо. Я рефлекторно отмахиваюсь локтем по азимуту движения и изрядным усилием воли заставляю себя разлепить веки, чтобы тут же наткнуться взглядом на картонную папку с делом некоей Люси Карпентер, раскрытую на протоколе аутопсии. Папка, как ей, в общем-то, и положено, покоится на моем рабочем столе в общем кабинете департамента криминальных расследований. Я валюсь на нее обратно, упираясь лбом прямиком в схематическое изображение женской фигуры со всеми ее посмертными повреждениями. Коннолли потирает правое подреберье, матерясь сквозь зубы мне на ухо. На часах над пробковой доской — без пятнадцати восемь. За последние двое суток мне удалось поспать примерно пять часов.
— Ну и как это понимать?— интересуется напарник, выдохнув последнее "фак" в мой адрес. Судя по такой бурной реакции, он рос в нормальной семье единственным ребенком,— Ты совсем поехал, Эллакотт?
Я в душе не гребу, имеет ли он в виду неожиданно удачный выпад ему в печень или трудоголизм, достойный лучшего применения, поэтому просто ворчу в разворот папки:
— Иди нахуй, Коннолли. У меня ещё пятнадцать минут до начала рабочего дня.
Ровно через пятнадцать минут он тычет меня во второе плечо. На этот раз я по нему не попадаю.
— Ты вообще дома был?— спрашивает Коннолли, когда мне наконец удается разогнуть затекшую спину и принять вертикальное положение за рабочим столом. На столешнице уже стоят две чашки с кофе. После двух дней на диете из кофеина, никотина и забытого кем-то печенья от одного только его запаха тянет блевать. Впрочем, без кофе ещё хуже.
— Ага,— вру я, как ни в чем не бывало, и тянусь к ближайшей чашке,— Я что, на психа похож?
— Ты сейчас похож на героинового наркомана,— безжалостно констатирует Коннолли,— И на тебе та же рубашка, что и в пятницу.
Я хмыкаю и хлопаю его по плечу. Наблюдательный, зараза.
— Слушай,— говорит он мне, оглядываясь на пробковую доску, увешанную бумажными листами разных размеров. Листы в основном исписаны моим почерком, и я очень не завидую тому, кому придется его разбирать,— езжай после летучки домой, прими душ, поспи пару часов. Это дело никуда не денется. Я скажу Роджерсу, что ты опрашиваешь свидетелей в Бромли, если поинтересуется. Встретимся там в два.
Я киваю и забираю куртку со спинки стула. Иногда спорить с Коннолли бывает занимательно, но после выходных, проведенных в архиве, у меня нет сил даже пытаться. Хорошо бы, чтоб это дело и вправду никуда не делось.
Осталось не ляпнуть ничего лишнего на собрании.

— Только не говори, что собираешься ночевать здесь ещё и сегодня,— Коннолли ловит меня на выходе из раздевалки как раз в тот момент, когда я сворачиваю в противоположную от вестибюля сторону,— Ты же знаешь, Роджерс скорее удавится, чем выпишет тебе премию.
Я скептически хмыкаю, пытаясь обойти напарника под стеночкой. Разумеется, я об этом знаю. Инспектор департамента криминальных расследований Дерек, мать его, Роджерс удавится, если выпишет кому-нибудь что-то кроме пиздюлей, и это уже давно ни для кого не секрет. Коннолли не сдается.
— Или...— в его ясных голубых глазах мелькает тень понимания,— Если твоя старуха-процентщица выставила тебя из квартиры, ты только скажи. У меня есть диван в гостиной. Возьмём пива, глянем футбол, Энни запечет курицу...
— Все в порядке, Коннолли,— мне становится даже как-то неловко от его участия,— Правда. Спасибо. Я не собираю здесь ночевать, просто забыл в столе ключи от машины.
Он окидывает меня подозрительным взглядом. Хреновая, конечно, отмазка. Мы оба прекрасно знаем, что никаких ключей в столе нет и не было.
— Тогда может заглянешь сегодня?
— Давай в другой раз,— говорю я, испытывая нечто, похожее на сожаление,— У меня сегодня... Вроде как встреча.
— Ну,— он моментально меняет недоверчивый прищур на многозначительную ухмылку,— тогда желаю удачи.
Я мысленно перевожу это в "постарайся не сдохнуть", поднимаюсь в кабинет и забираю со своего стола четыре картонные папки.

---