slava kpss

Gleb Felgenhauer; Глеб Фельгенгауэр приблизительно 50, чародей, в прошлом глава культа, в нынешнем - на ваше усмотрение. И чтец и жнец и на дуде игрец, а проще говоря — в каждой жопе затычка. © Авантюрным психопатом прослыл еще до того, как научился говорить, когда таскал кошку за хвост и пытался выковырять лягушке глаза, потому что дома игрушки деревянные и те прибитые к полу. Мать говорила, что растет юный любитель-натуралист, всячески закрывая глаза на проебы собственного воспитания, но мы то с вами знаем (ц) Выросло то, что выросло, а лучше бы нет. Магии обучался под наставничеством любимой бабушки, которая дурочкой-то не была и любила всякие эксперименты. Два одиноких сердца сошлись на этом поприще и ситуация стала патовой окончательно. Выбравшись из-под крылышка семьи недолго путешествовал по России, осев где-то территориально в районе золотого кольца и пустился в вольные хлеба. За пять лет создал свой культ. Там под личиной милости и невинности, а также сближения с природой по лучшим заветам неоязычества, скрывался сущий пиздец с реальными жертвоприношениями, попытками выплодить побольше монстров и чем-то типа россказней о высшей расе. Никто так и не понял, что это было, но когда все вскрылось — охуели знатно. Охуел и Лев, который вообще отправился в ЦФО ради чудовища, а в итоге наткнулся на натуральную секту. Полгода ролевых игр в догонялки, которые заканчивались для них обоих отсидками в СИЗО за политактивизм, пришлось прекратить насильно, потому что Льву пришлось уехать, а секту Глеба прикрыли власти РФ. Глеб дураком не был, прикинулся валенком, который (честно-честно мамой клянусь бля буду) вообще это все не затевал и оказался жертвой создателя культа, а также властей, так еще и выкатил доказательства о преследовании на фоне полит.активности, которые помогли ему выбить себе убежище. Долго думать куда ехать он не собирался, потому что в Эдинбурге творилась какая-то херня, да и со Львом он еще не закончил, так что «с хуя ли? продолжаем, блять» дополнительно. • Создатель культа, но в ту херню, которую затирал своим последователям не верил ни капли; все по приколу, по угару, а о потери чувства власти над чужими жизнями и сознанием до сих пор жалеет; • Со Львом познакомились не так давно, но доебать успели друг друга конкретно и в итоге весь этот фарс стал походить на Тома и Джерри; • Реальную личность создателя культа знали только трое, да и то один в могиле, другой в тюрьме за создание этого культа, поэтому Глебу так просто удалось избежать ответственности; третьим оказался Лев, но эгоистичное желание засадить кинжал в глазницу Фельгенгауэра самостоятельно победило логику и чувство справедливости; • Вообще прекрасно прикидывается очаровательным душкой, но не дай бог ему поверить. • Да, внешность менябельна, но с согласованием ваш пост Ах ты сука. Нолан ожидает чего угодно: от упавшего кирпича на голову до стаи утопцев, решивших забрести в центр города по его душу. Но все начинается не так. Все начинается с маленьких неудач, которые можно списать на его природную неуклюжесть: порезанный палец, порвавшийся халат, безумная такса, перепутавшая его с хер пойми чем и решившая укусить за ногу. Дальше все идет по возрастающей. Нолан, примерно, чего-то такого и ожидал, когда первый и последний визит к чародею с артефактами закончился примерно ничем и обещанием наслать «столько проклятий на выродка, что на маленький городок хватит». Нолан верил, но как-то с трудом: это же надо запариться, сил потратить, да и вообще потрудиться отыскать что-то такое эдакое, с огоньком. Эта сука, по итогу, действительно запарилась. Нолан был бы почти в восхищении, если бы объектом этого запаривания не стал он. То есть, в моменте, конечно, приятно осознавать, что ты взбесил кого-то настолько. Но любой момент уходит и приходят последствия. К которым он был совершенно не готов. Ах ты сука. Вывеска вейп магазина падает буквально в сантиметрах от него, пока Нолан взбешенно машет кулаками и злобно оглядывая обеспокоенный персонал, выбежавший на улицу. В суд на них, что ли подать. На компенсацию морального ущерба за плохо закрепленную вывеску. Идея-то, конечно, десять из десяти, но они тут совершенно ни при чем. Тот кто был причем красиво отмалчивался в сторонке и прикидывался ветошью. Нолану бы самому так — будто бы он со своей неуклюжестью не смирился — но у этого проклятия, видимо, был включен режим эволюционирования и долго бы он без переломов не продержался. А лучше бы режим эволюционирования был включен у кого-то другого. Попытка второй раз передать привет чародею закончилась примерно ничем, а Райнера он решал не беспокоить. Пока что. То есть, определенно когда-нибудь, да, пришлось бы, но выслушивать лекцию «эволюционируй или иди нахуй» было как-то не в его планах на ближайшее время. Не то чтобы скорая кончина его расстраивала, но вот скорая кончина из-за уебка чародея — очень даже. Он всегда был мальчиком самостоятельным и хотел порезать вены собственноручно, а не случайно, нарезая огурцы в салат. Идею пойти к этому Альбирео он откинул почти сразу же, потому что пошел тот нахуй, вот почему. Деньги отданы, а лишний раз контактировать с незнакомыми людьми — так себе затея. Все еще оставался вариант того, что проклятие мутит рассудок людей вокруг себя и наткнуться тридцать восемь раз на нож в богом забытой лавочке артефактолога — план ноль из десяти. Да, критерии к собственной смерти у него тоже были завышенными, поэтому, наверное, клуб двадцати семи так долго откладывался в черный ящик. Но судьба любит очень забавные выкрутасы сюжета, поэтому, когда его сопровождают в полицейскую машину Нолан почти (ну только совсем чуть-чуть это потому что я русский, да?) не удивляется, как и на вежливое объяснение, что дело, дескать не в нем, а в каком-то свидетели, который видел его выходящим из дома убитого чародея. Интересно, Робин удивится или удивится, если он снова позвонит ей с просьбой вытаскивать нахуй из полицейского участка. Наверное (сто процентов бедная женщина) он уже ее заебал, но не мы такие — жизнь такая. — Какого… Ладно. Ладно. Апперли в полицейском участке смотрится почти органично, если не считать недовольного ебала. Но тут вопрос было ли оно у него хоть когда-то довольное за все время их знакомства. Нолан посильнее натягивает рукава кардигана (опять. уебищная привычка) скрывая очередные синяки из-за «несчастного случая» и думает о том, что Альбирео рядом с ним — это, наверное, одна из побочек этого проклятия. — А как же, — Нолан провожает взглядом полицейского, попросившего их подождать когда их позовут. — Жизнь законопослушного гражданина? Или денег было недостаточно? https://imgur.com/xBirh3K.gif

zendaya
Котенок номер 4; Назовись как-нибудь
15-18, человек.
Единственный неродной ребенок. Просто случайная девочка.

У тебя должен быть весь спектр подростковых проблем. Будь сиротой, как и Икер. Скитайся по приютам, ищи себе место в мире, мечтай. Разочаровывайся и падай, покажи слабость, докатись до импульсивных попыток покончить с собой. Так мы и познакомимся. Встретимся в самое странное время и станем друг для друга поддержкой, опорой.

С тобой я готов попытаться поиграть в хорошего отца. Спойлер: у меня не получится. Но попытка будет очень искренней. Если ты еще маленькая – оформление опекунства мой максимум по части какой-то серьезности в адрес детей. Нет ни синдрома спасателя, ни намека на совесть – ты извини.
С этой девочкой навязывается душещипательные и стеклянные сюжеты. Эмоциональные калеки друг друга найдут. Поэтому если ты любишь хруст стекла и привкус горечи – приходи. Полюблю тебя, как родную. Но их я, если что, не люблю.

Икер мошенник, прохвост, горе-актер так себе премьер, эдакий самодовольный болван, что чаще бахвалится и юлит, которому проще выкрутить ситуацию себе в пользу, нежели поступить хоть раз в ебанной жизни по совести.

Он мог бы во всем винить свою жизнь и родителей.
Те, суки, сдохли раньше, чем успели научить ребенка нормам морали. Икера перекидывали из рук в руки чаще, чем говорили «доброе утро». В таком ритме ребенок цепляет только негатив. Положительные моменты как-то смазываются, перекрываются очередным криком очередной женщины из очередного дома в очередном городе.
Он не умеет иначе.
И едва ли научится в свои сорок четыре.

Он мог бы во всем винить общество.
Которое его отвергало, не принимало, игнорировало и не давало иного пути. Неблагонадежный, дурные рекомендации из приюта, сколько раз, говоришь, тебя возвращали назад? Хит-парад всех проблем ему прямо на голову в восемнадцать. Бедность, драки, попытки крутиться. Икер не жил, он выживал, он даже девушку отыскал, чтобы та просто его кормила. И чтобы не спать на улице. Он привык людьми пользоваться в своих целях.
Он не умеет иначе.
И едва ли научится в свои сорок четыре.

Он мог бы во всем винить глупость людскую.
Потому что люди – сплошь идиоты. Любая лапша на ушах ими кушается с большим аппетитом. Мартинес не виноват в том, что ему верят. Самому себе он бы верить не стал. Взглянул бы на рожу паскудную, бровью повел, да ушел. Но в каждом городе находятся идиоты, которых словно магнитом тянет к говну. Что мотыльками на огонь слетаются, крутятся, едва ли не в рот смотрят с восторгом. Стоп, а где мой кошелек и часы? Кто еще мог знать эту информацию? А куда делся зиплок с порошком? Он всегда выкручивается, заговаривает зубы. Врет и юлит, потому что привык.
Он не умеет иначе.
И едва ли научится в свои сорок четыре.

Он бы мог во всем винить парад бестолковых девиц.
Потому что они промаршировали сквозь его жизнь, не задерживаясь в ней дольше недели. Он не умел привязываться, любить, проявлять нежность, заботу. Он не джентльмен. Никаких цветов. Плюшевых мишек. Никаких шоколадных конфет. Никаких свиданий. Прогулок в парке. Никаких романтических ужинов под покровительством звезд. Давай лучше дома, родная, под одеялом и с сериалом на фоне. Так, чисто по-быстрому, без причуд. А потом покурим, пожрем, да завалимся спать.
Он так всегда делает.
Делал.
Но с Афией все по-другому. Та даже с котом отправлялась на романтические вечера. Выглядела, что сумасшедшая, которая тащит питомца в сумке в зал кинотеатра, а после гордо шествует с ним в ресторан. Она показала ему и любовь, и заботу, и понимание, и принятие. Нежность и ласку, которой тот был лишен по умолчанию. Показала, что он может быть нужным и важным.
Как жаль, что лишь в тридцать девять.

Она говорит сухо и односложно. Такое бывает, лишь когда она злится.
Вечно сердится, но латает.
Переживает, сквозь призму агрессии.
Избила бы, очевидно, да жаль силы тратить опять.

Икеру претит быть честным и рассказывать о своих похождениях. Он обещал – он наврал. Он юлил. Он наебывал по привычке. Уже на автомате ложь с губ слетала.
У нас будет незабываемый первый секс.
Да, я завяжу с криминалом.
Мы обязательно съедемся.
У нас все будет отлично.
Чисто в теории – Икер не врал, он недоговаривал.
Он подарил ей незабываемый секс.
А с криминалом и правда завяжет. В этом городе. В этой стране.
Они обязательно съедутся, поживут.
И все у них хорошо будет.
Но вдали друг от друга.

Он выдыхает, послушно пьет отвар мерзкий, даже не морщится. Его умение выкручивается разбивается о ее односложность. Он будто не может ей врать. Но быть честным невыносимо.
Она что-то с ним делает точно.
Чудит и ворожит, околдовывает.
Проще ей уступить, нежели упираться.
Пусть будет хотя бы один человек, знающий Икера «от» и «до».
Настоящего. Какой бы тварью он ни был – она его примет.

У нее словно выбора не остается. Она полюбила кота. Полюбит и сгусток мерзости в форме еболды в два метра ростом.
У нее специфический вкус.

– Ладно, Афия, я проебался. Да, снова сунул свой нос не туда. Я просто гулял, проходил мимо. Не планировал ввязываться в неприятности. Они сами меня отыскали. Да, я гонял туда в поисках денег, работы. Да, опять за свое. Да, как всегда. Да, я больше ничего не умею. И да, я отказываюсь жить по-другому. Потому что иначе я не умею.

Он выдыхает. Берет паузу. Таймаут, пожалуйста. Этот отвар лишь бы не сблевануть.

– Если ты хочешь постоянно меня контролировать, то тебе не мешало бы находиться со мной рядом круглосуточно, круглогодично.

Это он так переходит к намекам или пытается выставить ее виноватой? Мартинес губы в улыбке растягивает привычно.
Она позлится и перестанет. Но он снова даст повод.
Ему будто нравится ее злость.
Она безумно красива, когда сердится.
Ему по кайфу ее доводить.

– Давай съедемся. Будешь знать, куда я пропадаю. Будет проще искать меня за гаражами и в подворотнях. Начну шапку носить и отчитываться. С кем гуляю и где. Мам.

Он знает – откажется.
Знает – взбесится.
Знает – последнее слово для нее, что пощечина.
Сколько там ее сыну сейчас, пятьдесят?

Раскричится. Снова швырнет в него чем-нибудь.
А он залюбит до хруста костей.
Он не умеет иначе.
С ней так всегда.

benjamin wadsworth

freddy; фредди. 30 лет, ведьмак школы волка. по коридорам замка школы волка гуляет ветер и заставляет засунуть руки поглубже в карманы - в этой части трещина в стене, которую все никак не заделают и тут вечно прохладно. фредди дышит горячим дыханием на озябшие пальцы, смотрит на опускающийся на улице снег. - ты опоздал. опять. - прости, - голос калеба хриплый, доносится откуда-то с другого конца коридора. калеб всегда опаздывает, потому что его что-то задерживает. фредди каждый раз усмехается и спрашивает, когда он поставит его на первое место. калеб всегда молчит несколько секунд и снова повторяет негромкое прости. и так всегда. фредди спрашивает у самого себя каждое утро один и тот же вопрос - почему ему так дорог калеб, и почему он так не дорог ему. фредди хочет кричать ему в лицо, трясти пока голова не оторвется, хочет вывести на эмоции, но калеб молчит и сохраняет спокойствие, пока не взрывается и не дает ответ. у калеба внутри слишком много наслоенных друг на друга воспоминаний из детсва и проблем, у калеба твердая уверенность, что не нужно показывать свои переживания, и тогда все будет нормально, потому что жизнь будет обычной. фредди кричит, что их жизнь никогда не будет обычной. калеб соглашается. фредди учит калеба, что показывать эмоции - нормально, что говорить о том, что тревожит - правильно. фредди наблюдает за калебом на тренировках, смотрит на то, как он двигается, как оттачивает мастерство знаков, просит ему помочь - он всегда был менее ловким и быстрым, но лучше в стрельбе и расстановке ловушек. они дополняют друг друга на охоте, помогают друг другу, учат друг друга чему-то новому. фредди всегда оказывается рядом, когда калебу снится очередной кошмар о его матери. фредди всегда рядом, когда калеб не может усидеть на месте и ему нужно снова ехать в какой-то штат на другом конце страны с очередным заказом на монстра. калеб бы справился один, но фредди его не отпускает. калеб сам виноват, отталкивает его, все чаще не отвечает на звонки, пропускает через одну смс и оставляет без ответа. фредди не может терпеть, не может ждать вечно, когда калеб поймет, что он все же ему нужен сильнее, чем думает. для фредди калеб на первом месте, но он не знает, на каком он месте для калеба. звонки в ночи и дыхание в трубку, спутанные объяснения, признания, хриплый голос раз в несколько месяцев всегда заставляют срываться с места и ехать искать калеба в очередном городе, где ему приснился кошмар. - я не могу уснуть. - я скоро буду. где ты? а потом несколько дней затишья и спокойных мгновений, пока калеб не исчезает. его бы номер давно добавить в черный список, не отвечать посреди ночи на звонок, не бежать по первому зову, но это сильнее его. калеб не звонит три года и фредди не знает, хорошо это или плохо. живет своей жизнью, почти забывает, внутри только что-то нестерпимо ноет, когда доходят какие-то слухи. но самое главное, что слухи эти не про скоропостижную смерть на охоте, а просто какая-то чушь. иногда рука тянется позвонить, пару раз он даже срывается, но калеб не берет трубку. он это делает для себя или дня него - непонятно. но на тридцатое рождество дыра в груди уже не так засасывает одиночеством и тоской, фредди дышит спокойно и размеренно, почти забывает, уже не вспоминает так часто. голос кэролайн в трубке, сбивчивое объяснение в трубке - она переживает за брата, говорит, что тот умирает практически на глазах. у калеба круги под глазами от недосыпа, пустые бутылки по всему полу и отключенный телефон. она не справляется с ним, боится, переживает и звонит фредди. потому что фредди всегда помогает. она просит позвонить, поговорить, хотя бы немного отвлечь. калеб заражен, у него сыпь на спине, периодически температура и отсутствие желания что-либо делать. у калеба за пару месяцев переворачивается мир в эдинбурге и калеб не справляется. кэролайн просит просто позвонить. но фредди приезжает в эдинбург. дополнительно. если вы дочитали - я вас уже люблю. заявка в пару, но тут скорее в парное стекло с возможным хэппи эндом (а мы сюда что счастливые стабильные отношения приходим играть?). фредди и калеб обучались вместе в школе волка, они были первой любовью друг друга, но калеб мудак и никогда этого не ценил. у калеба есть история с семьей, из-за которой ему снятся кошмары и из-за которой сестра была в детстве частым гостем у психолога. про эту историю знает только фредди, потому что калеб научился все держать в себе и не показывать окружающим. в эдинбурге калеб влюбился в одного чародея, но после совместной операции они оба заразились магическим вирусом и чародей умер, и виноватым калеб считает себя, так что теперь он в полнейшем раздрае. предлагаю играть как флешбеки, так и начинать играть настоящее, поле тут есть непаханное, чтобы стекла пожрать и что-то приключенческое поиграть. короче, если заинтересовались - я вас очень жду. пишу очень размеренно и неторопливо, максимум 5к, больше люблю лапслок, но и в заглавные умею. могу еще одевать и любить. ну и просто посмотрите на них ваш пост холодные капли проникают за шиворот, текут по коже вниз, оставляют за собой мокрые дорожки, пропитывают одежду изнутри. холод лижет кости, сковывает тугим коконом, одежда липнет к холодному телу второй кожей - он похож на несчастного щенка под дождем. кажется, что кончики пальцев уже перестали реагировать на любые внешние раздражители, он ладони трет друг об друга, чтобы согреть хотя бы немного, дышит на них сквозь открытый рот (изо рта вырывается только пар и мало чем помогает). ему бы внутрь зайти, высохнуть, или пройти все же через портал и оказаться дома - сестра точно будет бегать вокруг и причитать про пневмонию, поить чаем и травами - но калеб упорно сидит на холодном камне, смотрит на резные двери, ведущие внутрь. ему не хочется снова оказаться по другую их сторону, и не захочется еще долго. ему кажется, будто он все еще чувствует затхлый запах подземелья, каменную кладку камеры, безысходность, что полностью пропитывает его и сжимает за горло. он не понимает причины, пытается с кем-то поговорить первые пару часов, потом просто забивается в угол и подавляет желание заскулить от того, что не может ничего сделать. не может ничего понять. этот запах въедается куда-то глубоко внутрь, оставляет отпечатки, пропитывает насквозь. ему стоит закрыть глаза - он видит перед собой снова камеру, чувствует шершавый камень и железо решетки под пальцами, ему снова кажется, что он задыхается где-то глубоко под землей. ему хочется рассказать все сестре, позвонить, но у него с собой телефона - он разряженный лежит на дне рюкзака, который у него забрали. калеб чувствует отчаяние, которое не может подавить, чувствует страх и не чувствует ничего. через пару часов приходит опустошение и безразличие. ему ничего не объясняют, даже что случилось, он узнает про это только потом. он там такой не один, слышит, что еще несколько ведьмаков сидят за соседними решетками (у всех ярко горят медальоны школы волка - он пальцами перебирает свой). он погружает пальцы в мокрые волосы, словно хочет вырвать из головы эти воспоминания. ему не нравится чувствовать отчаяние, оно напоминает те дни, что он видит только в кошмарах и не вспоминает наяву (когда он задремал на пару мгновений, ему показалось, что он увидел снова кровь и когти, только уже у собственной шеи). все рассеивается с приходом кого-то, кого он не знает, но помнит на краю сознания, словно он ускользает. он его видел вскользь вчера, или ему только так хочется видеть. но это уже не важно - его не ограничивают больше клеткой камеры и все, что хочется после этого - бежать дальше и дальше отсюда, и больше никогда тут не оказываться. на улице пахнет по-другому. капли смывают запах подвала, уносят с собой воспоминания, дают вздохнуть полной грудью. запах дождя перекрывает зловоние в его голове, перекрывает чувство отчаяния и дает надежду. сидеть под дождем все равно лучше, чем находиться внутри, чем быть загнанным в клетку, сидеть взаперти. он оглядывается вокруг себя каждые пять минут - убедить себя, что он на улице, что он снова не скован, что он на свободе. калеб не хочет снова испытывать это чувство. совсем. он не знает того, кого он тут ждет. только имя, которое ему произнесли, выдавая вещи и отпуская из тюрьмы. потребовать объяснений - слишком, поблагодарить - хотя бы. фигура появляется из двери через какое-то время (часов? дней? месяцев? кажется, калеб даже не помнит, какое сегодня число). он сначала вглядывается сквозь пелену воды, убедить себя, это он или не он. а кто он? - простите, вы… - сцена - как в какой-то дешевой мелодраме, с декорациями не слишком хорошими, а сценарий совершенно пустой в его голове. он сидит тут столько времени, а даже не придумал, что сказать, - в общем, спасибо, что помогли мне, - он снова запускает руку в волосы, как делает это всегда, когда нервничает. трет шею и от прикосновения холодной руки хочется задрожать. он все еще не придумал, как отсюда выбраться, если не через портал, - но зачем? чем дольше он вглядывается в лицо, тем сильнее его узнает. он и правда видел его недавно, вот накануне, отмечает про себя синяки под глазами - тогда их не было - и уставший взгляд. все, что он о нем знает - имя и то, что он помог ему, поручился за него. получается, что мимолетная встреча спасла его от чего-то, только нужно будет потом подробнее узнать от чего. медальон дрожит (или же сам калеб?) и разносит вибрации по всем телу, соприкасаясь с голой кожей под промокшей футболкой. эти вещи теперь нужно или выжимать или выкидывать, но он сам хочет от них избавиться, сжечь, навсегда выкинуть из своей жизни, потому что запах из них не выветривается. или он не выветривается из его головы? - в любом случае я теперь ваш должник, - чародей перед ним - спасение, он к нему тянется, словно магнит, словно он теплый солнечный луч после холодной зимы. ему с ним рядом спокойнее, тише, и в голове уже не так сильно стучит мысль про бегство от этого места. он делает выдох-вдох совершенно спокойно и глубоко. как будто сейчас все уже хорошо.