Вишневые предрассветные сумерки тонкой кистью раскрашивали небо на востоке в яркие, словно яйцо зорянки, тона. У самой кромки горизонта небо начинало алеть, подергивалось сизо-розовой рябью наступающего утра, до которого оставалось рукой подать – захочешь, и достанешь его, ухватившись за тонкую паутину времени, что в человеческих руках превратится в пепел. Белла просыпается от очередного кошмара, смотрящего в глубины ее души глазами младшей сестры. Сердце опять неприятно саднит – так бывает, когда упадешь на гравий, изранив коленки…Откуда-то из вечности тихий голос шепчет бывшей Блэк, что лучшие палачи человечества: любовь и страх. Последний Лестрейндж смогла приручить, и подчинить себе, сама став страхом, что легкой поступью шагает по выстуженным декабрьскими ветрами Лондонским улочкам, смотрит из подворотен глазами тощих бездомных кошек, зелеными, как у самой смерти, зовет шепотом сладкоголосых Сирен зазевавшихся путников, что плывут по течению безбрежного моря жизни…
С любовью изначально все обстояло совсем по-другому…
С первого взгляда, с первой секунды, она, наверное, подписала себе приговор. Оказывается, одной секунды, одного мгновения, одного события достаточно, чтобы твоя жизнь безвозвратно изменилась, неминуемо перевернулась, поменяв курс и направление. Ты был один и любил собственную независимость. Говорят, одиночество – это худшее проклятие и наказание. Но разница лишь в чём? В одиночестве ты зависишь от себя, в любви ты зависишь от кого-то. Свои действия, свои мысли ты способен контролировать, а другого человека – нет. Безопасней всё же быть одному и страдать не потому, что больно, а потому что пусто. А самое страшное, пожалуй, что, когда чувства уходят из твоей жизни, ты ощущаешь и пустоту, и боль одновременно. В таком случае можно реально свихнуться, сойти с ума, сломаться, раскрошившись на части. А пустота… пустота иная. Пустота, в которой и раньше не было ничего – это терпимо, а пустота, в которой что-то было, и это что-то было бесконечно значительным и важным, а после исчезло… Иная пустота, иная масса, гамма боли. Любовь бывает разной: прекрасной, как закат или рассвет, уродливой, как нутро худшего из твоих страхов, красивой, как звучание волн, разбивающихся о берег. Разной до крайности и путаницы, разной до неузнаваемости. И ты никогда не знаешь, кого именно и за что именно ты полюбишь. Может, человека любят за спокойствие, которое ощущают рядом с ним? За счастье, которым он наполняет мысли и сердце? Или за эмоции, что меняют жизнь, стирая серые, скучные краски? Возможно, любишь ты абсолютно всё в человеке, без деления на какие-либо составляющие, каждую его отдельную часть, каждое воспоминание о нём. Любишь каждую его деталь, без расстановки на идеальное и желаемое. Любишь… просто любишь. И в этом слове сливаются все известные ноты мира, все известные буквы алфавита. В этом слове вмещается вся вселенная.
Беллатрикс выскальзывает из кровати- обнаженные плечи целует зима, застывшая в отражении оконного стекла. Белые мухи снега кружатся там, на границе ее мира, где встречается тень со светом, а в хрустальном шаре богини судеб преломляется первый солнечный луч. Ведьма не жжет свечей, не зажигает света, остановившись на пороге спальни подхватывает тонкую шаль черного кашемира, кутается в нее, будто в спасительную теплоту, в заботу, в спокойствие. Когда-нибудь отболит, перестанет, в конце концов на свете все имеет свой срок – только магия вечна, да кровь, что с самого сотворения мира являли собою начала всех начал…
Если человек предает что-то одно, он предает сам себя, рассыпается стеклянным витражом, не оставляя после себя даже воспоминаний…ни малейшего фрагмента, за который сможет уцепиться уставшее сознание…
Ее шаги, тихие и легкие, почти не тревожат сонной неги дома: от спальни до кабинета – по боковой лестнице вниз на один полет – Беллатрикс может пройти этот путь даже с закрытыми глазами. Полоска бледного света высветляет муаровую тьму, она похожа на вымощенную желтым кирпичом дорожку. В ад?
В кабинете Рудо магия переливается огненными всполохами за каминной решеткой, осыпается розовеющими лепестками азалии на столе, живет в бумагах и книгах в кожаных переплетах, смотрит глазами старинных портретов. Растворяется в запахе хвои и свежести – кажется почти осязаемой. Магия живет в каждом прикосновении…- в ее холодных ладошках на его плечах, в едва заметной улыбке супруга… - Опять не спишь…- ведьма присаживается на подлокотник его кресла, - привычный уже за несколько лет, ритуал. – Почему? В последние несколько недель они почти не виделись, от того было в этих утренних часах что-то особенное, сокровенное и личное: словно весь мир затих и замер – отмеряя секунды простых человеческих радостей: джина в бокале, огня в камине, фиала из тонкого стекла в едва дрожащих женских пальцах. Зелье пахнет травами и летом, оставляет на губах привкус ежевики и медовой сладости, кажется – закроешь глаза, и можно представить, что за окном не серость зимы, а буйство летних красок, и мир дышит, и живет, не захлебывается пожарами войны, поднимая к небу серый пепел сгоревшего в зареве вчерашнего дня, но доверчиво, словно маленький ребенок, тянет к тебе ладошки. Мир любит тебя безусловно. Мир тебя бережет…И когда-нибудь это мгновение обязательно настанет – Беллатрикс хотелось кожей ощутить этот незабываемый миг, который навсегда останется в памяти, словно первый день творения – понедельник.
-Я скучала, - на дымном полу выдохе, забирая из рук Рудо сигарету. Ее взгляд, блуждающий по столу выцепляет новый предмет. От него веет магией, какой-то неизбывной силой, которой покоряются города, и перед которой преклоняют колени все живущие на земле, - удивительно тонкая, старинная работа, и ведьма, определенно, уже видела ее где-то…несколько мгновений уходит на то, чтобы вспомнить, на четверном ударе пульса сердце начинает биться чаще…- кажется, капнешь туда несколько капель крови, и постигнешь все законы мироздания, приручишь вечность, как большую северную кошку, что лижет ноги гранитных утесов шершавым своим языком…- что это за магия, Руди – тихим шепотом, словно боясь спугнуть волшебство, заключенное в вещице, будто в серебряной клети…- ты знаешь? Отчего-то Белла не сомневалась, что он знал….