| - шах и мат, -
лицо брата не отображает ни одну эмоцию – он привык выигрывать у сестры, у отца, у всех своих однокурсников, а теперь и коллег. по правде говоря, все меньше увлеченных шахматами проявляют желание сыграть с ним. одна только элла упрямо раз за разом садится напротив и пытается взять реванш. хотя бы однажды.
- ой все, devil, -
девчонка «оговаривается» и из-под опущенных ресниц наблюдает, как девлин, наконец, меняется в лице – губы плотно смыкаются, язык медленно проходит по переднему ряду верхних зубов, он шумно проглатывает слюну и поднимает темные глаза. элладора знает, что играет с огнем; элладора знает, насколько сильно ему претит это «имя»; элладора знает, что сейчас эта фигурка коня, которой он жонглирует в эту секунду, может в мгновение полететь в ее голову… но она так любит доводить брата до белого коления, чтобы в очередной раз ему напомнить, что он такой же, как и все, а не…
- идеальный!.. –
томно вздыхают однокурсницы, чем заставляет дору четырхнуться и театрально закатить глаза.
ну, конечно. в отличие от нее самой, дев прекрасно учился в школе – прилежно выполнял домашние задания и регулярно зарабатывал баллы для своего факультета; был одним из лучших в дуэлях и на квиддичном поле; мог бы стать старостой школы, если бы не его спортивная «карьера». и все это с обворожительной улыбкой и без лишней спеси. слагхорн все не уставал им восхищаться в клубе слизней, поражаясь, как же им всем повезло, что такой талантливый молодой человек не оказался на факультете умников, где ему было бы самое место. шляпа хоть и та еще рухлядь, но дело свое знает.
девлин бёрк любит шахматы. настолько, что каждый раз, достигая своей цели, едва слышно произносит «шах и мат». настолько, что носит в кармане фигурку коня в качестве талисмана. настолько, что жизнь для него – черно-белая доска, где стратегическое планирование и критический анализ ситуации вымещают минутные порывы и чувства. он ловко манипулирует людьми и отсиживается «в тени», наблюдая, как его единомышленники пробивают лбами стены и идут на амбразуру; он ищет лазейки и обходные пути – делает ход конем, нападая не напрямую, а исподтишка. и выигрывает. шах и мат.
- девлин! –
голос доры вздрагивает вместе с семейным столовым серебром в шкафу, в миллиметрах от которого старинная ваза (не дай мерлин с чьим-то прахом) встретилась со стеной. привычно аккуратно повязанный галстук болтается на шее; бёрк оттягивает ворот рубашки – та его душит чуть больше, чем собственное высокомерие и ярость от «проигрыша». черные глаза метают молнии и метаются по комнате в поисках новой «жертвы», но, встречаясь со взглядом сестры, смягчаются – юноша делает тяжелый вздох и протягивает руку. дора в мгновение оказывается в его объятиях – таких крепких, что она может слышать хруст собственных костей – и, чувствуя его горячее дыхание на своем плече, перебирает темные кудри. для девлина эти минуты – маяк, указывающий путь обратно, «в себя»; для элладоры – самое сердце шторма, в котором, как известно, безопаснее всего.
еще один прекрасный бёрк скромность, как и богатство, — не наша отличительная черта — элле нужно за кого-то держаться в этом жестоком мире; к счастью, девлин совсем не интересуется лавкой «БиБ» и артефактами, чем не составляет конкуренцию младшей сестре и делает ее, тем самым, особенной; зато, скорее всего, он разделяет интересы юных пожирателей во всем, что касается темной магии, и, наверняка, частенько предоставлял семейную библиотеку им в пользование сам-то он и так все уже перечитал — чем не книжный клуб? сам к метке не стремится от слова «совсем» — ему приятнее и безопаснее быть в стороне, помогая единомышленникам в тылу; возраст вариативен: он может быть ровесником розье и ко или мародеров; не разбивайте мне и блэку сердечко, желая заменить бена на кого-нибудь другого, — я очень долго его подбирала;
что еще? а, ну и хольте меня, лелейте так, как буду холить и лелеять я вас ♥ ПРИМЕР ИГРЫ — Мистер Борджин?
Беззаботная улыбка рассекла точеное лицо, и Элла покачала головой в темноте — «ты даже себе представить не можешь, кто». Она выждала пару мгновений, прежде чем предстать пред черные очи самого Регулуса Блэка, какие бы дракклы его не затянули на эту — темную — сторону.
Там, в дальней комнате магазина, из которой она собиралась появиться, была импровизированная кладовая, где девчонка проводила большую часть времени. Ей не позволено было выходить в зал и жонглировать знаниями перед посетителями, пока в лавке присутствуют «взрослые». Карактакус предпочитал держать дочь подальше от работы в лавке [по большей части — от любопытных глаз покупателей] — леди не пристало быть обслуживающим персоналом. Как будто младшую Бёрк что-то с этими «леди» связывало — нет, она, конечно, делила стол с некоторыми из них в школе Большом зале и в первые пару лет пыталась с ними дружить, но на этом все звенья заканчивались. Бёрк всегда была другого поля ягодой, и глупо было это отрицать, но запретить отцу об этом мечтать она не могла.
И вот, когда в очередной раз бывшая слизеринка занималась инвентаризацией полученных артефактов и делала пометки сразу в трех местах — общей тетради магазина и дневниках [отца и своего собственного], она услышала знакомый, как ей показалось, голос. А позже, когда гость представился, девчонка даже не поверила своим ушам. Волшебница тут же отложила все свои дела, несмотря на то, что это грозило полным пересмотром свежего поступления и задержкой в лавке до глубокой ночи, и на цыпочках пробралась к дверному проему, стараясь оставаться незамеченной. Благо, в «Борджин и Бёрк» всегда царил комфортный полумрак, а любовь к темным цветам в одежде еще никогда не бывала так кстати.
— Что ж ты меня закапываешь, Блэк, — девчонка процедила сквозь зубы, едва Регулус упомянул ее, предпринимая попытку расположить к себе Карактакуса, который обязательно выскажет свое недовольство дочерью [нашла чем хвастаться]. Воспитанный мальчик даже не догадывался, что его жест доброй воли был заранее обречен на провал.
Притаившись в темноте, Элла внимала каждому звуку, сорвавшемуся с губ волшебника, — все же то, что Блэк не пришел бы к Бёркам на кулички просто так, было очевидно: лавка же — место отнюдь не для обмена рецептами лечебных чаев и любезностями; тут творилась история… по большей части темная, но история. Регулус заливал ее отцу в уши очередную порцию сомнительного рода комплиментов, которые должны были смягчить не самый радушный настрой хозяина лавки, а Элладора в нетерпении закусывала нижнюю губу, ожидая, наконец, когда он озвучит суть своего визита.
У девчонки был нюх на самые интересные темные тайны, и этот раз не стал исключением. Крестражи, значит. Пару раз ей встречалось их упоминание в книгах, но Элла не стала зарываться в их изучение, махнув на них рукой, не посчитав это для себя важным. На тот момент. Хотя сейчас, естественно, эти знания пригодились бы — Блэк бы побелел, если бы она смогла дать ответы на все его вопросы. Но не в этот раз. Волшебница уже решила для себя, чем займется, когда покинет рабочее место и окажется в домашней библиотеке. Ее интерес к этой теме подогревало еще и нежелание Карактакуса не то что помочь ее бывшему однокурснику, а и, вообще, говорить об этом. Не дав мальчишке даже закончить и практически выставив его вон, мистер Бёрк только еще больше убедил свою дочь в том, что о крестражах нужно узнать все. И она непременно это сделает.
— Его тут почти не бывает, — тихий вкрадчивый голос младшей Бёрк наполнил небольшое помещение, когда она, наконец, появилась перед гостем, — но даже его присутствие тебя бы не спасло — его мало интересует история…
Черные внимательные глаза изучали Регулуса, словно девчонка видела его впервые. По сути, так оно и было в какой-то степени — в школе все старались чему-то [или кому-то] соответствовать, а теперь «взрослая» реальная жизнь, расставив все по своим местам, предоставляла массу возможностей для реализации. Могла ли Элла подумать, что однажды этот золотой ребенок окажется на пороге этой лавки?.. К тому же, с такой пищей для размышления.
— Ты думал, что отец тебе расскажет все, что знает? Серьезно? — Бёрк оказалась за прилавком, все еще не отрывая глаз от мальчишки; в какой-то момент на ее лице появилась широкая улыбка, и могло создаться впечатление, что она откровенно над ним смеется: - твоя наивность даже умиляет. Это же не справочное бюро, Блэк, ну, в самом деле.
Поправив экспонаты на витрине, девчонка сняла черные перчатки, которые все это время защищали ее руки от разного рода воздействия [это было обязательным условием для работы от старшего Бёрка — он и Девлин наложили не одно заклинание во избежание неприятностей]. Облокотившись на прилавок, Элла подалась чуть вперед:
— Так зачем тебе крестражи?.. + бонус [от лица миссис забини] Скрестив руки на груди, девушка постукивала тонкими пальцами по левому локтю — ей не терпелось, чтобы ее однокурсник, который все это время рассматривал пузырек с зельем так, словно он по одному его виду мог что-либо сказать о качестве продукта.
— Прекрати так на меня смотреть, — наконец, не выдержав тяжелого взгляда хозяйки дома, произнес молодой человек, но тянуть время не прекращал.
— Прекрати заниматься ерундой — собирай свои пожитки и вали отсюда, — девушка сделала жест рукой в сторону выхода, — Вэл скоро вернется, и всем будет лучше, если ваши параллельные не пересекутся.
Гость оторвался от изучения зелья и, усмехнувшись, поднял глаза:
— О, серьезно?.. Даже не «Валентин»?.. Супружеская жизнь начинает тебе нравиться, да?..
— Про-ва-ли-вай.
Хозяйка стала подталкивать молодого человека к выходу, настойчиво похлопывая его по спине ладонями, — все же ее «свободное» время подходило к концу. Ей еще предстояло привести себя в порядок прежде, чем ее супруг переступит порог дома, чтобы встретить его с работы в лучшем виде. Не то чтобы другие ее «виды» сильно разнились в своем качестве — что ни надень, все к лицу — но предстать перед главным мужчиной в своей жизни в пропахшем сомнительного характера зельем платье все же не стоило. Хотя бы исходя из того факта, что он пока ни сном ни духом о… пусть это будет подработкой, да… о подработке своей милейшей супруги. И вот, кажется, в этом не было ничего зазорного, но девушка предпочла не распространяться о своих занятиях в отсутствие супруга, ограничившись банальным чтением, чаепитием, приготовлением ужина… или что там еще делают приличные замужние дамы?.. Редкий клиент знал о том, что корпела над его заказом Эглантин Забини — та самая, что… и далее по списку. Разговоров не оберешься.
Тина перебирала платья, выбирая, в котором показаться за ужином, и вдруг в дверь постучали. Она готова была поклясться — если гость вернулся на полпути из поместья, она разорвет его в клочья и позже сошьет воедино, но уже в произвольном порядке. Ее черная, как смоль, голова показалась из-за ширмы — в дверях замер домовик, заплетая пальцы в неловкости. У него на предплечье повисла мантия Валентина.
— Госпожа, — робко протянул домовик.
— Мой супруг пришел с работы, — не задала вопрос, просто констатировала факт. И без того было ясно, что мистер Забини пришел домой раньше предполагаемого — вряд ли, домовик расхаживал в его рабочей одежде по дому, воображая из себя ее супруга. Девушка поджала губы — оставалось только надеяться, что мужчины не встретились на территории, но шансы были ничтожно малы. Особенно, учитывая совершенно неспешную манеру однокурсника.
Что ж, оставалось только проследовать на казнь прежде, чем ее приведут туда силком. И проследовать стоило во всей красе — возможно, хотя бы ее внешний вид смягчит супружеский гнев, хотя обстоятельства не намекали на обратное — орали. Застегивая платье и приглаживая волосы, Тина все же задумалась. Если не знать подробностей, а Валентин их не знал и, вероятно, не станет в них вдаваться, со стороны ситуация выглядела более чем очевидной и наименее выгодной для нее. Но с другой стороны… С другой стороны ситуация, в которой жена придет к мужу с фразой «милый, я тут повариваю яды да отравы на досуге», тоже не располагала приятными моментами. Особенно для мужа. Особенно для ее мужа. Тина слышала истории про бабушку Забини, но не собиралась пока идти по ее стопам — девушку все устраивало. Другое дело — это ее супруг, который, наверняка, не в курсе ее внутренней гармонии в статусе его второй половины.
Неспешно добравшись до теплиц, Эглантин все же замерла на мгновенье, прежде чем открыть дверь — ее личный ящик Пандоры. Она глубоко вдохнула и, досчитав до десяти, вошла. Дверь предательски хлопнула, и Валентин обернулся на звук. Стараясь не выдать свое волнение, девушка смотрела на мужа — он саркастично улыбнулся, что, наверняка, не сулило ей ничего хорошего. Одного она понять не могла — он был… разочарован?.. Его эмоции всегда были менее очевидными, чем ее собственные, и Тина не всегда могла их считать верно. Ей стало немного грустно — чисто теоретически, она не сделала ничего плохого… во всяком случае, по отношению к нему, но все равно чувство того, что она его подвела, заставила усомниться в своей честности, не покидало. И оно было не самым приятным.
— Вы столкнулись, — снова совсем не вопрос — тон супруга и формулировка, в которую завернуты слова, дали ей понять, что таки да, столкнулись, и было бы гораздо лучше, если бы тот (с неспешной манерой) все же зашевелил своими извилинами и ногами быстрее в ту же секунду, как увидел фигуру хозяина дома. — Это Флинт.
У мистера Забини, конечно, сразу от сердца отляжет — Флинт же, конечно.
— Если я скажу, что это не то, о чем ты подумал, — с губ сорвался неуместный предательский смешок — это была самая большая банальность из всех возможных, но самая правдивая, и то, что эти двое просто стали героями какого-то неудачного анекдота о супружеской неверности, не могло вызвать никакой другой реакции, — ты мне поверишь?
+ бонус [пост с др.форума] — Ты мне веришь?
Она медленно убрала руку с лица, которой заблаговременно успела прикрыть округлость своего рта, чтобы не проронить и звука. Всего минуту назад, когда пред ней предстала картина того, что вез все это время с собой Брейден, ее диафрагма расширилась в одно мгновение, позволяя сделать резкий — почти со свистом — вдох. Теперь же, затаив дыхание, она более походила на красивую статую — без малейшего движения, без малейшего звука она замерла на месте, не удосуживаясь даже моргнуть. Увиденное повергло ее в шок. Джек Джексон и рада была бы представить, что это дурной сон, бурная фантазия и расшатанные нервы, но собственный пульс в висках бил металлической ложкой по железной посудине, а в голове по кругу всего один вопрос, звучащий его голосом, — «Ты мне веришь?».
Наконец, из приподнятой груди вырвался лишь тяжелый вздох, и девушка, проморгавшись и сделав неопределенный жест рукой, отошла на несколько шагов от машины и стоявшего возле нее Оззи. Ей понадобилось всего пару минут размышлений. Ну, как «размышлений», скорее — пара минут попыток собрать себя в кулак и принять ситуацию такой, какой она была. Из серии «что сделано, то сделано», «не повернуть время вспять» и прочей ерунды, которой очень просто оправдывать легкое отношение к происходящему. Джек запустила пятерню в распущенные волосы, убирая золотистые пряди с глаз, — хотела, чтобы Освальд вообщетымнениктоДжекДжексонноблятьпомогимнепожалуйста Брейден видел ее бесцветные глаза, когда она сказала ему:
— Да, — полуулыбка рассекла ее лицо, и девушка не смогла заглушить предательский смешок: — *мат*, да.
Середина ночи, лесополоса, труп в багажнике, нуждающийся в поддержке Оззи Брейден и Джек Джексон с улыбкой до ушей — просто картина маслом. Все это мало походило на романтическую прогулку, да и весельем от происходящего едва ли веяло, но… Девушке тот факт, что она так легко последовала за ним, не задав ни единого вопроса, казался чертовски забавным. Чертовски забавным. По-детски наивным. По-настоящему глупым. О чем Джексон, вообще, думала?.. И думала ли, в принципе?..
Джек давно не ложится спать раньше трех утра. Она обыденно заваривает себе чай с мелиссой и читает; думает; думает, что читает, и так по кругу, пока ее, наконец, не начнет клонить в сон. Поэтому, когда в ее доме в полночь раздались три настойчивых удара во входную дверь, это не стало чем-то из ряда вон. В принципе, ночных гостей девушка с легкостью могла объяснить: тот же Теодор мог бы «совершенно случайно» проходить мимо и, зная о странных привычках Джексон, зайти на тот самый чай с мелиссой, что иногда происходило, когда мистер Джексон отсутствовал по долгу своей службы. Но в этот раз, спустившись в пижаме на первый этаж, она ожидала увидеть кого угодно — даже Дональда Трампа — но не его. Короткое «здравствуй» замерло на языке и прилипло к небу, не давая возможности произнести и звука в качестве приветствия. Голубые глаза осмотрели Освальда с головы до ног, не задерживаясь ни на единой клеточке его тела ни на секунду, — он выглядел довольно странно; она не могла [уже] понять, что именно в нем не так, но эта мысль не давала ей покоя. За ответом Джек попыталась обратиться к его глазам, но он упорно избегал ее взгляда и просто:
— Мне нужна твоя помощь.
Ни приветствия тебе, ни «как дела, Джек», ни «прости, что врываюсь». В твой дом среди ночи. В твою жизнь, словно никогда из нее не выпадал. Словно между ними не было непроходимой пропасти. Словно они распрощались минуту назад, и он вернулся, потому что просто что-то забыл. Словно «они» еще существуют. Ее удивил тембр его голоса, но Джексон мгновенно нашла оправдание всему, за что зацепилось ее нутро, — это был абсолютно другой человек; незнакомец, который выглядел точь-в-точь как тот, которого она знала и любила. «Когда-то» — хотелось бы ей добавить, но в глубине души она понимала, что это другим можно рассказать о новых ярких красках жизни, и как, оказывается, легко можно заглушить боль от расставания, только врать самой себе она так и не научилась.
Ее взгляд проследовал за кивком Освальда, остановившись на отцовском «гольфе», и, поджав губы, она еле заметно кивнула в ответ и на полупальцах скрылась в доме. Минуту она простояла, просто прижавшись спиной к входной двери, — не от того, что не знала, как ей поступить, Джек нужно было перевести дух и принять сам факт того, что он пришел за помощью к ней. Это значило для нее гораздо больше, чем то, какого рода помощь ему была необходима. Она была готова ко всему — это могло быть очередной галочкой в списке необходимых добрых дел, которые нужно было совершить, чтобы, наконец, получить свою индульгенцию. И освободиться. Или привязать себя еще сильнее?.. Кто знал…
И ведь она поехала. Прыгнув в первые попавшиеся под руку вещи, достаточно удобные для… Она не знала для чего, да это и не было важно на самом деле — Джексон показалось правильным быть в комфорте. Она наспех схватила со стола на кухне ключи от машины отца и, сделав паузу, а вместе с ней и самый глубокий вдох-выдох в ее жизни, толкнула дверь на улицу. Только оказавшись за рулем, Джек обратила внимание, что Брейден за рулем не старого-доброго «форда», а пикапа, который она видела не раз, но едва ли сейчас вспомнит, кому он принадлежит. Но сути дела это не меняло — девчонка следовала за Оззи, стараясь не отставать. Джексон ехала в тишине, но ее мысли были достаточно громкими, что даже желания включить хотя бы радио, чтобы отвлечься, не возникло. Мыслей было масса, и все — ни о чем. Девчонка терялась в догадках, куда и зачем они едут; почему он пришел именно к ней. Задумавшись, она едва не догнала его передним бампером, но вовремя спохватилась, оттормозившись. Оззи в тот же момент дал по газам, и, наконец, они перестали изображать из себя двух монашек, соблюдающих все правила дорожного движения на пустынных улицах города, и понеслись вперед на всех парах. Она уверенно переключала передачи одну за одной, устремив глаза в задний бампер пикапа. Когда на нем загорелись стопы, и Оззи снизил скорость, Джексон тоже пошла на пониженную и след в след кралась за ним — дорога ей, конечно, была до боли знакома, но все ее колдобины оставались сюрпризами даже для постояльцев этих лесных троп. Остановив «фольксваген» недалеко от места, где стал Брейден, девчонка не торопилась выходить из машины. Вид клифа навеял воспоминания, от которых на лице Джек появилась блаженная улыбка, и в какой-то момент ей показалось, что, наверно, это даже символично, что они вернулись сюда спустя три года. Если бы она только знала, что именно это будет символизировать. Это была ночь, когда этот клиф перестал быть романтическим местом; старые воспоминания понемногу вытесняли новые.
— Что будем делать? — взяв себя в руки, она подошла к Освальду. Откуда-то снова возникло это «мы» — оно объединяло и успокаивало, хотя и не оставляло мнимой надежды, что, возможно, все вернется на круги своя. Девчонка заглянула ему в глаза и коснулась ладонью лица, чтобы он не отвел взгляд. Прервав зрительный контакт, она бросила мимолетный взгляд за его плечо и решительно спросила, снова глядя ему прямо в глаза: — С обрыва?.. Вода смоет следы…
| |
• • • • • • • • • • • • • • • • • • • •
